Жизнь Степана Бандеры: терроризм, фашизм, геноцид, культ - Гжегож Россолински-Либе

в Польше знают, которая из девушек была не только участницей заговора, но и невестой члена ОУН. Знают, с кем она встречалась и кого навещала в тюрьме. Мы слышим свидетельства отцов и тетушек обвиняемых. Мы знаем, как они провели детство и школьные годы. Мы знаем, с кем они сражались и кого любили, где жили и сколько у них денег. Мы знаем о них больше, чем о десятках наших друзей. Мы говорим о них как о людях, которых знаем наравне с попутчиками в трамвае, зрителями в театре или друзьями, которые приходят к нам домой. Трудно поверить в то, что эти люди -убийцы. Они стали убийцами, так как хотели послужить своему народу. Мы не думаем, что они сослужили ему хорошую службу. Но сейчас они на верном пути: три четверти польских изданий, не признававших слово ’’украинский” в течение семнадцати лет, выучили его за две недели, пока длился судебный процесс»580.

Мечислав и Ксаверий Прушинские справедливо критиковали польскую националистическую политику и сделали несколько дельных предложений по ее улучшению. Но они ошибались в оценке насильственного и разрушительного характера ОУН, романтизируя это, по сути, фашистское движение. Ксаверий указал на ненависть националистов ОУН к польскому языку и государству, но он не прокомментировал совершенные ими преступления и насильственную ультранационалистическую идеологию, в которую они верили: «Теперь эти люди [обвиняемые и свидетели] не хотят говорить по-польски, хотя знают польский язык. Их ненависть к польскому государству, министру и полицейскому распространилась и на польский язык»581.

Поскольку все обвиняемые обжаловали приговор, 28-30 апреля 1936 г. состоялось рассмотрение дела в апелляционной инстанции. В апелляции Бандеры было указано, что мотивом его действий было желание

создать украинское государство и что, «в соответствии с этикой группировки, которую представляет Бандера», принадлежность к ОУН является актом, лишенным каких-либо признаков преступления582. Председатель спросил Бандеру, признает ли он себя виновным и хочет ли разъяснить свои действия, но тот снова стал отвечать по-украински. Председатель прервал его и сказал, что Бандера, как мы видим, не желает воспользоваться своим правом давать пояснения583.

В результате рассмотрения дела в апелляционной инстанции Чорнию и Раку сроки были сокращены с семи до четырех лет, а Зарицкой - с восьми до двух лет. Чорний был оправдан по обвинению в принадлежности к ОУН. Другие приговоры остались без изменений584. Горбовой направил в суд запрос на разрешение Лебедю и Гнатковской заключить брак в тюремной часовне585. В своих мемуарах Климишин рассказал, что в конце судебного процесса, когда подсудимым предоставили последнее слово, Бандера выкрикнул: Нас розсудить залізо і кров! Ему в ответ другие обвиняемые воскликнули Слава Україні!586

Львов. Второй судебный процесс над членами ОУН

Второй крупный судебный процесс, на этот раз - с участием двадцати трех членов ОУН, шесть из которых уже были осуждены в Варшаве, начался 25 мая 1936 г. во Львове. Вместе с Бандерой на скамье подсудимых находились: Роман Шухевич, Ярослав Макарушка, Александр Пашкевич, Ярослав Спольский, Владимир Янов, Ярослав Стецько, Богдан Гнатевич, Владимир Коцюмбас, Богдан Пидгайный, Иван Малюца, Осип Мащак, Евгений Качмарский, Иван Ярош, Роман Мигаль, Роман Сенькив, Екатерина Зарицкая, Вера Свенцицкая, Анна-Дария Федак, Осип Феник, Владимир Ивасик, Семен Рачун и Иван Равлик. Всех их обвиняли в принадлежности к ОУН, а двенадцать из них - в причастности к убийствам Бачинского и Ивана Бабия, подготовке убийств Антона Крушельницкого, Владислава Коссобуцкого, Генрика Юзевского, Алексея Майнова (сотрудника советского консульства во Львове), семиклассника украинской гимназии Королишина, а также в установке взрывного устройства в редакции газеты Праця. Защищали членов ОУН адвокаты Варшавского процесса, а также Степан Шухевич, Семен Шевчук, Филипп Евин и Владимир Загайкевич (ил. ЮЗ)587. В связи с тем, что процесс проходил во Львове, обвиняемым и их адвокатам было разрешено использовать украинский язык. Благодаря этому преимуществу некоторые из обвиняемых предоставили более развернутые свидетельские показания и задавали вопросы свидетелям. Самым нетерпеливо вопрошающим и разговорчивым был Бандера.

Здание на львовской улице Батория, где проходил процесс, находилось под усиленной охраной полиции. В зал суда по специальным пропускам было допущено около 70 человек. Последним обвиняемым, который вошел в зал суда незадолго до начала заседания, оказался Бандера. Войдя, он отдал фашистский салют: поднял правую руку и выкрикнул Слава! (или Слава Україні!). Все подсудимые ответили ему соответствующим образом588. Вскоре после этого жест-поступка заседание суда объявили открытым589.

Все обвиняемые заявили председателю Дысевичу, что они являются украинцами по национальности и, за исключением православной Свенцицкой, греко-католиками по вероисповеданию. Более того, Бандера, Мащак, Спольский, Янов и Стецько заявили, что они имеют украинское гражданство. Макарушка заявил, что он «по сути украинский гражданин, но временно польский». Когда председатель сообщил ответчикам, что украинского государства не существует, и спросил, хотят ли они зарегистрировать свое гражданство как «советский украинец», они ответили, что они отнюдь не советские.

В самом начале заседания обвиняемые снова заявили, что во время допросов применялись пытки. Так, Спольский сказал, что прежде чем он станет отвечать на любые вопросы, он хочет отметить, что полиция «приковывала его цепями, душила за шею, выкручивала руки и била ногами». Стецько также заявил, что и его заковывали в цепи. На вопрос, призывался ли он в армию, Бандера ответил так: «Да, в украинскую военную организацию». Стецько, Мащак и Бандера потребовали, чтобы председатель зачитывал обвинительное заключение на украинском языке. Их требование отклонили, поскольку ранее они не обращались с такой просьбой, а заниматься переводом в настоящий момент было уже слишком поздно590.

До начала судебного заседания Бандера, Янов, Стецько, Макарушка и Пашкевич условились, что все обвиняемые должны признать свои правонарушения и преступления, оправдывая их сложной ситуацией, в которую польское государство поставило украинский народ591. Янов, отвечавший на вопросы суда на третий день (27 мая 1936 г.), попытался действовать в рамках этого плана и начал с полемики с председателем. В ответ на предъявленные обвинения в принадлежности к ОУН, Янов ответил, что его обвиняют только «на основе субъективных фактов и “неофициального” волеизъявления украинского народа»592.

Стецько, которого допрашивали в тот же день, принялся отвечать в той же манере. В самом начале своего выступления он стал объяснять, почему он является членом ОУН и украинским гражданином. Он заявил, что в ходе допросов он признался в принадлежности к ОУН, так как

в течение трех дней его подвергали пыткам. Обвиняемый также сказал, что вступил в ОУН, так как «в данный момент обязанность каждого украинца -содействовать образованию независимого украинского государства». Это заявление было прервано