Эмигрантские тетради: Исход - Федор Васильевич Челноков

сараевцами. Конечно, оба они были сербы, но один христинин, а другой мусульманин, один профессор, другой доктор чего-то. Пошла беседа о нашем путешествии, причем все мы интересовались узнать от Клисича, какая постигнет нас в дальнейшем судьба, но он старался отделаться незначущими ответами, в то же время что-то сообщая Михаилу Васильевичу. У обоих лица то серьезные, то улыбающиеся и видно, что сообщение Клисича очень интересны.

После часовой остановки, ничего не добившись от Клисича, мы, наконец, дождались прихода носильщиков и, провожаемые начальником станции, вышли на платформу, где стояли два великолепных вагона, из которых так и лился электрический свет. Нам предложили войти в один из них, он оказался вагоном-салоном, а к нему был прицеплен спальный великолепный вагон. В былые времена эти вагоны служили австрийскому наместнику Николаи, а теперь предоставлялись в наше распоряжение на все время нашего путешествия. Для начала недурно, недаром Клисич секретничал. Он хотел поразить нас неожиданностью – и поразил.

Поезд тронулся, было около четырех часов утра. Бессонная ночь, чай с ромом и ракией сказывались, хотелось спать, и я с великим удовольствием ушел в свое отделение, где меня ожидала отличная кровать, чистое белье и теплое одеяло. Перед сном поневоле проносились картины минувших удобств и прелести буржуазной жизни.

В семь часов я уж на ногах, солнце так и сияет, погода великолепная, мы едем по прекрасной горной стране. Всюду зеленеют поля рослой кукурузы, там и тут по огородам виднеются стволы громадных подсолнухов, желтеют цветы тыкв. Почва богатейшая. Красивые селения расположились по скатам гор, дома их, с высокими острыми крышами, чернеют, как черный бархат, либо веселят пейзаж красной черепицей. Видны готические храмы с высокими башнями, плоские крыши мечетей с тонкими минаретами, неопределенного стиля православные церкви, всюду зелень буйная, здоровая. Пейзаж же оживляется живописными костюмами селяков, как яркие цветы, мелькающие в зеленом поле. Костюмы блещут золотым шитьем и тесьмами, переливаясь с ярко-красным, зеленым, малиновым, черным, белым цветами. На женщинах не редкость увидать ожерелья из золотых монет и дукатов, соединенных широкими золотыми цепями.

Белград, 1919 г.

Вторая тетрадь

Сараево

Благодарим за радушный прием, поздравляем со славной победой, с освобождением, с рождением Югославии. Говорилось о необходимости единения славян, причем с обеих сторон выпущено было достаточно горьких стрел по поводу наших союзников. Официальная сторона прибытия закончилась взаимными представлениями, и мы двинулись к автомобилям среди шумных кликов: «Живио, руссы!» и «Россия!». Действительно, нетрудно было прослезиться, находясь среди этой овации, чувствуя свою оторванность от России, униженной, забытой и заброшенной всеми ее многочисленными союзниками, так усердно льстившими ей во времена ее силы и славы.

Автомобили, приняв по одному русскому и сербу, двинулись среди толп людей, приветствоваших нас все теми же кликами, среди этих толп были делегации от женских и мужских училищ. Длинная вереница автомобилей направилась к городской Думе. Проезжая то место, где был убит Кронпринц, невольно приходило в голову, что еще шесть лет назад подобное происшествие здесь было бы решительно невозможно, да и вообще, ни одного из членов делегации австрийское правительство не впустило бы сюда или окружило бы таким эскортом жандармов и сыщиков, что о славянском единении даже нельзя было бы и думать.

Но меняются времена, и мы в торжественной процессии, среди улиц, украшенных флагами, прибыли в прекрасный, громадный дом городской Думы. Там ожидали нас ее гласные. Один из них, серб-мусульманин, в прекрасной речи опять приветствовал нас и опять возносил заслуги России в последней войне, послужившие главным основанием победы и освобождения славянства. Нас пригласили на балкон, где был подан кофе по-турецки в великолепных турецких чашках, покрытых по белому фону богатейшим золотым орнаментом. На балконе поднялся взаимный разговор, прибывшие знакомились с хозяевами города, любовались прекрасным видом на окрестные горы и самим зданием Думы, выстроенном в мавританском стиле.

Пробыв здесь с полчаса, мы были переданы с рук на руки тем лицам, которые пожелали приютить нас у себя на время нашего пребывания в Сараеве. Михаил Васильевич попал к Городскому Голове, [в дом c] картинами, фарфором, бронзой и красивой мебелью – несомненной копией венского происхождения со старых образцов. В общем и хозяин, и хозяйка, и обстановка, все было очень мило и располагало к приятной и веселой болтовне. Конечно, дело не обошлось без турецкого кофе, который подавался настоящим египетским арабом Хассаном. Мне приятно было видеть этого человека, хотя и потерявшого уже окраску своей родины, но сохранившего всю ловкость и плавающую походку своих родичей. Нам предстоял этим вечером парадный банкет в гостинице «Европа», почему мы довольно скоро откланялись, чтобы успеть отдохнуть после утомительного дня и переодеться. Уезжая, мы получили приглашение на завтра обедать у Головы.

Вернувшись, я с удовольствием растянулся на своей софе, а к девяти часам за мной зашел мой хозяин, и мы отправились в гостиницу «Европа», где оказалось уж много народу, а столы были накрыты человек больше чем на сто. Тут собралась вся знать Сараева: тут был наместник Шола, с его проницательным и тонким взглядом, был католический епископ и митрополит православный, придерживающийся австрийской ориентации, представитель католического монашества и высшее духовное лицо магометан, представители Чехии, Польши, Голандии, но французов и англичан что-то я не видал.

Мое положение за этим банкетом оказалось довольно затруднительным. Я попал в компанию монаха-епископа католического и как православный не знал, что с ним делать. С другой стороны оказался представитель Чехии, в которой наша миссия во главе с князем Урусовым, находившимся теперь в нашей делегации, потерпела жестокую неудачу, и князь наш выкатился оттуда кубарем. О чем было говорить с этой публикой? Я старался объясняться с ними только по-русски, почему из нашего разговора ничего не выходило, по-немецки же здесь говорить воспрещено, а по-французски я говорить не желал, дав понять, что эти союзники причинили мне столько бед, что я и сам говорить на их языке не желаю.

Банкет прошел блистательно, было произнесено множество речей, все наши ораторы, т. е. Михаил Васильевич, Родичев, Бобринский, – все имели случай выразить свои симпатии к Сербии, осуждение союзникам, надежды на будущее, радость свидания, благодарность за прием и т. д., и т. д. Ответы сербов шли в полном согласии с речами русских, и здесь выявилась удивительная черта сербов – это то, что в каждой речи каждого оратора повторялась благодарность России за оказанную поддержку Сербии, благодарность за все прошлое, которое так полно симпатии и помощи со стороны России по отношению к Сербии. Это черта сербов – помнить добро и, не боясь, говорить об