Алкиной - Роман Львович Шмараков

безопасно, затем что и язык, и воинские наши обыкновения ему ведомы, и приносил точные известия. В прошлой сшибке смешавшись с нашими, отступил с ними вместе к воротам и вот второй день ходит по Амиде, а ночевал на чьих-то огородах. Если же обещают его пощадить, он расскажет о вещах, для нас важных. Три дня назад персидский разъезд перехватил курьера, везшего из Эдессы Сабиниановы письма Урзицину, из коих несомнительно видно, что избавить нас от осады не помышляют, ибо на все представления, чтобы, взявши легковооруженных воинов, пройти тайными тропами у горных подножий и, коли откроется случай, напасть на неприятельские притины и ночные вокруг города дозоры перебить, или же частыми нападениями досаждать и вредить тем, кто стоит в осаде, Сабиниан отвечает, что это дело чрез меру опасное, и шлется на императорское предписание во всяком предприятии беречь издержки и людей; Сабиниан, как слышно, человек пожилой, богатый и привычный жить в прохладах, Урзицин же свой воли не имеет, а сверх того, горькими опытами научен благоразумию; из сего, прибавил он, персам видно, что между нашими начальниками точатся распри и один другому усердствует не дать славы, так что им, персам, оставлено во всякое время действовать против нас безбоязненно. Засим его казнили, а комиту Элиану донесли, что открылось из допроса. Он держал совет со своими трибунами, и иные ему говорили, что не должно давать сему веры и что персы нарочно этого человека отрядили, чтоб он, попавшись, внушил всем уныние; правда, что проверить этого никак нельзя было: если от эдесского лагеря и посылали к нам лазутчиков, чего следовало ожидать, их усилия тщетны оставались, ибо за крепкою осадою никаких не обреталось средств проникнуть в город, а скорее хватали их и казнили. Согласились в том, что надобно уповать на милость Божию и что она заставит персидского царя снять осаду и отступить, ибо немало причин ему тревожиться об оставленном доме: есть царский сын, давно вошедший во взрослые лета, который, по отеческому распоряжению правя Адиабеною, не считает сию область для себя достаточной; есть гунны и прочие племена, кои пребывают в мире, пока ты над ними стоишь с мечом, но отвернись, и они всякий договор развергнут, гнушаясь покоем и почитая вероломство доблестью; кроме того, и христиане под персидской властью много имеют причин жаловаться, затем что царь их преследует и новые тяготы для них изобретает; коротко сказать, пока есть люди, всегда будет что-то дурное чиниться. Элиан на то отвечал, что вольно нам надеяться, что с чужими будет дурно, лишь бы свои печень ему не выели. В Амиде стояли спешно переведенные два Магненциевых легиона, набранные из галлов, коих из-за их ненадежного и буйного нрава не столько ставили против опасности, сколько там, где сами не будут опасностью; ни при машинах, ни на строительстве укреплений ничего не умели, а только хотели биться в вылазках, от коих было пользы, как от пригоршни на пожаре; на других они смотрели надменно, думая, что никто, кроме них одних, себя в бедствие отважить не хочет, и спрашивали с насмешкою, отчего-де ты такой осторожный, не увидел ли в натертом щите будущее; оттого с Парфянским легионом у них вечно были перекоры и потасовки. Элиан их опасался паче, нежели неприятеля, любя приговаривать, что и сражение при Сингаре не было бы потеряно, если бы от солдатской бесстыдной наглости не начали бой на ночь глядя. Сим военный совет закончился. Я, расставшись с Леандром, побрел по улицам. На углу сидели в пыли два человека и спорили. Один продавал огурцы, коих был у него целый возок, другой сбивал цену. Возок первого остался за городскими воротами, когда персы нагрянули; деньги второго там же. Одному мысль, в каком бы он был прибытке, если б его огурцы при нем остались, придавала упрямства, у другого зрелище этой строптивости вызывало негодование, и он ни гроша не хотел надбавить. На злую силу они столковались. Приятель мой Сосфен стоял над ними и от скуки пытался их распалить, говоря одному, что нельзя так продешевить с такими хорошими огурцами, над ним дома смеяться будут, а другому – пусть-де приценится к грушам, груши нынче дешевы. Я поглядел на них и пошел домой спать.

Все это время персы окружали город осадными навесами и строили башни. Перебежчик из города открыл им, что с южной стороны, где была башня над глубокою пропастью, с самого низа идет внутри скалы лестница в город, которою пользовались, чтобы тайком брать воду из Тигра. Охраны там не было, кроме самой малой, ибо надеялись на потаенность этого места. Ночью перебежчик привел туда семьдесят лучников из царской охраны; они поднялись один за другим до третьего яруса, а на рассвете подняли пурпурный плащ. По сему знаку войска отовсюду двинулись на город, а эти семьдесят, завыв и заверещав, принялись пускать стрелы во все стороны. Наши солдаты мешкали, не зная, с кем начинать. Наконец приволокли пять легких баллист, направили на башню и принялись сажать в нее деревянными дротами; в тесноте и сутолоке одно жало пронзало двоих; иные падали раненые, другие из боязни прыгали вниз и расшибались на скалах. Быстро покончено с башнею; выход из нее заперли; все вернулись на стены; стрельцы и пращники отдыха не ведали, со стенных зубцов сталкивали жернова и опрокидывали корзины с камнями. К полудню враг отступил. Элиан благодарил галлов, имевших случай оказать свою храбрость, однако тревожился, что персы не оставляют строить башни, обещавшие большую опасность городу. Многие к строительству оных были приставлены, среди прочих и пленные из Зиаты. К Элиану пришел один мастер, именем Ференик, и сказал, что на зажигательные стрелы и тому подобное надеяться нечего, ибо персы свои башни железом обивают, однако он, Ференик, обещается выстроить такую машину, которая персидских башен к нашим стенам не подпустит, так что и тараны, и мосты бездельны останутся, а что до баллист, которыми персы, чаятельно, снарядят башни, то они его машине несравненно уступят в меткости, ибо она такова, что за двести локтей уметит в лукошко с яйцами. Он показал Элиану рисунок и его убедил. Кроме того, он предложил стеганные из войлока поддевки, чтобы носить их под латами, и баллисту с железным луком и винтом, которою может управлять один человек. Элиан одобрил и это, но велел сперва заняться машиною против башен. Все средства ему были даны, а также возможность нанять помощников. Македон, брат Леандров, набивался в помощники, и его взяли, к великому его ликованию.