Битва за Ленинград 1941–1944 гг.: подвиг города-героя в Великой Отечественной войне - Коллектив авторов

В докладной записке П. С. Попкову и П. Г. Лазутину уполномоченный по делам религиозных культов по Ленинграду Васильев особо отмечал национализм еврейской общины, заявляя, что в этом иудеи очень серьезно отличаются от представителей других религиозных общин города. В качестве итогового вывода Васильев приводил доводы для ограничения, а иногда и полного запрета легального функционирования иудейской общины города: «.на сегодняшний день синагога не является подлинным местом, куда верующие приходят исключительно для отправления религиозных потребностей, а превращена, если так выразиться, в настоящий центр, служащий для разрешения различных нужд еврейского населения города Ленинграда. Информируя Вас о деятельности религиозной общины, со своей стороны считаю целесообразным синагогу временно закрыть, сделать тщательную ревизию и провести новые выборы, тем самым устранить и парализовать приобщившуюся группу хасидов» [2, д. 8, л. 14–14 об.].

В 1948 г. в Ленинграде были выявлены 9 человек, которые «содержали» так называемые «домашние синагоги». Это Соломон Креславский (ул. Некрасова, 11), который формально числился портным, хотя у властей были данные о том, что в его доме ежедневно совершались моления в три смены, за смену его квартиру посещало 40–80 человек, в праздники же количество верующих увеличивалось до 100 человек. На квартире у Брони Вульфовны Васильевой-Морбух по адресу Моховая, 39, моления совершались в одну смену 3 раза в неделю в период с 1945 г. по октябрь 1947 г., и участвовали в них от 20 до 50 человек. Геня Гиршевна Соколинская с Марата, 16, содержала домашнюю синагогу с 1946 г., моления там проводились 2 раза в неделю по четвергам и субботам, а также в религиозные праздники, молящихся собиралось 15–30 человек. На Социалистической улице, 18, проживал Евсей Соломонович Бам, который допускал совершение молений в своей «домашней синагоге» раз в неделю по субботам и в религиозные праздники. С такой же периодичностью собрания проходили на квартире Моисея Львовича Шлапакова в доме 23 по Свечному переулку. На Большой Московской улице Михаил Матвеевич Краснер в доме № 5 содержал «домашнюю синагогу» с 1946 г., являясь инвалидом и иждивенцем. Зинаида Зановна Канцельсон, проживающая по адресу Коломенская улица, 12, содержала синагогу с 1947 г., молились там ежедневно три раза, за «смену» приходило 35–40 человек. На Кировском проспекте, 22-а, в 18-й квартире проживал Исаак Лайзерович Файнберг. У него молились раз в неделю с ноября 1946 г. и по ноябрь 1947 г. Наконец, ленинградская парикмахер Липская содержала «домашнюю синагогу» по адресу Моховая, 26, а затем перенесла ее в дом 39 по той же улице. Всем вышеперечисленным лицам было предъявлено советскими финансовыми органами требование к оплате налога, который варьировался от 428 рублей, как Моисею Шлапакову, до 133 с половиной тысяч рублей, как Соломону Креславскому [2, д. 8, л. 56–58].

Отмечается в отчетах уполномоченного, что в городе проживают и другие, незарегистрированные раввины, указываются их фамилии: Майзесон, Беленький, Зубцов, Эпштейн, Кроль. Не может уполномоченный выявить статистику и по обрезанию, хотя и знает тех, кто нелегально его совершает: Меер, Герштейн, Сивошинский, Мушкантин, Гальбштейн. Выявил он и «резников животных»: Моруха, Беленького и Шмуэля Гальбштейна [2, д. 12, л. 14].

Пик посещаемости синагоги в 1949 г. отмечен в осенние новогодние праздники – синагогу посетили 5000–6000 человек. Несмотря на то что больше было в эти дни женщин, присутствовали и мужчины, а также молодежь обоего пола (последних 15–20 % от общего числа) [2, д. 14, л. 34].

Уполномоченный Васильев отказал ленинградским иудеям в радиофикации синагоги, в выступлении в качестве кантора народного артиста Александровича в праздничные дни, закрыл портническое отделение [2, д. 12, л. 15]. Представители последнего Беленький и Доссель попросили исключить их из состава двадцатки по закрытию отделения. Также Васильев отказал активу и раввину Лубанову в желании провести среди иудеев кружечный сбор. Также он запретил организацию в синагоге религиозных концертов [2, д. 12, л. 16].

Обострилась ситуация и с кошерным мясом. Сначала его продажа была легализована во втором квартале 1948 г. Облпотребсоюзом магазина, а затем прекращена. Уполномоченный отверг предложение раввина Лубанова о торговле мясом, хотя в других городах такая торговля осуществлялась. В апреле 1948 г. торговля кошерным мясом была открыта по адресу Дзержинского, 59. Более того, администрация магазина афишировала торговлю кошерным мясом. Но вскоре Васильев разглядел «нездоровые проявления» среди евреев, которые заявляли инославным и атеистам: «Это наш магазин, а не ваш, что вы здесь стоите» [2, д. 12, л. 29]. По указанию партийно-советских органов торговля кошерным мясом была прекращена.

Еще одна неподдержанная инициатива – идея прихожанина Беленького в дни перед Пейсахом послать мацу заключенным в лагеря. Новый председатель двадцатки Белоус эту идею категорически отверг, Беленький же в ответ пообещал, что он будет жаловаться в редакцию «Ленинградской правды». Однако на самом деле он самостоятельно позвонил в синагогу, заявив от имени редакции Белоусу, что на него поступила жалоба от представителей синагоги [2, д. 12, л. 58].

Вывело из себя уполномоченного и то, что нелегально Лубановым была организована скрытая птицебойня, а также его доверенными лицами Цивиным и Рюмером при закрытых дверях осуществлялась нелегальная продажа билетов-мест. Цена за билет на место варьировалась от 200 до 1000 рублей [2, д. 12, л. 74].

11 февраля 1950 г. Васильев докладывал председателю Совета по делам религиозных культов Ивану Полянскому о том, что он недоволен фактом ходатайства раввина Лубанова и председателя исполнительного органа синагоги Белоуса по вопросу возможности выпечки синагогой мацы. Наиболее яркая характеристика, данная возможности совершения этой выпечки, была следующей: «..маца является продуктом питания для религиозного еврейского населения, а не предметом необходимым для совершения ритуального обряда в стенах синагоги. Обеспечение же продуктом питания еврейского населения в функции исполнительного комитета синагоги также не входит. Кроме того, опыт прошлых лет показал, что выпечка мацы в стенах синагоги в некоторой части способствует поднятию авторитета еврейской религиозной общины в глазах еврейского населения, а также укреплению его финансовой базы за счет привлечения большего количества заказчиков, которыми при заказах вносятся пожертвования» [2, д. 14, л. 19]. В итоге главным выводом доклада Васильева стала идея о том, что отныне как ввиду того, что маца употребляется только в первые два дня после Пейсаха, так и потому, что ее производство на государственных и кооперативных предприятиях приведет к увеличению влияния еврейской общины, он решил патента на выпечку мацы в стенах синагоги не выдавать, а выпечку на государственных и кооперативных предприятиях запретить [2, д. 14, л. 19].

Подводя итог всему вышесказанному, хочется отметить, что для ленинградской иудейской общины первые последовавшие после окончания блокады годы стали не только не «глотком свежего воздуха», но и периодом мелочного контроля со стороны уполномоченного.