Моя императрица - Николай Павлович Иванников

Глава 18

Коллегия для чудо-препарата и проверка нового лейб-медика

Отобедали мы зайцем, которого обжарили с луком и морковью в масле и протушили в сметане. Матушка с довольным видом пояснила, что зайца этого Санечка самолично в петлю изловила, кишки ему выпустила и шкурку сняла. Да так аккуратно, что и не попортила нисколько. Вон она, выделанная, у амбара висит, сохнет.

Сама же Санечка до сих пор в дом явиться не изволила и, по словам Лизаветы, это было нормальным явлением. Ждать ее следовало не ранее захода солнца.

— На пруду она, с девками деревенскими. Лишь бы вечером ежа в дом не притащила, а то всю ночь топать по полу будет, спать спокойно не даст…

Гаврила от этого маялся сильно — уж больно он соскучился по Санечке. И переживал, что гостинца никакого не захватил из Петербурга, нечем порадовать будет любимицу. А потому отправился за околицу свистульку из ивовой ветки точить.

Федька же с нами за столом сидел. Рясу вонючую с него насилу содрали и сожгли, кажется, а самого нарядили в батюшкину одежу. Старую, но вполне справную. Во всяким случае, никто за столом не вонял и не позорился перед императрицей. Федор молча ел, молча пил водку, и все его полностью устраивало.

Гришка Орлов по-прежнему был мрачен и на меня старался не смотреть. Но меня это не особо задевало. Что я — девица красная, чтобы на меня пялиться?

Однако, зато я заметил, какими глазами он глядел на Катерину! Все было в глазах этих — и пыл, и страсть. И не нужно было семь пядей во лбу иметь, чтобы понять: вот кто подлинный Тристан, вот кто по-настоящему кипящий котел всевозможных страстей!

Впрочем, его Изольда, то бишь моя Катерина, взглядов его горячих словно бы и не замечала, и Григорий в конце концов, чтобы не выглядеть глупцом, оставил свои пылкие атаки и принялся уничтожать несчастного зайца.

Но зато я приметил, что сама Катерина пару раз бросила быстрые и, как ей самой казалось, неприметные взгляд на мою матушку. Но от матушки моей сложно скрыть что-либо! Я сразу понял, что все она приметила и оценила это как-то по-своему. Покивала даже каким-то своим мыслям.

Это был хороший признак. Должно быть матушка осталась довольна Катериной. А когда обед был окончен, и над столом завитали ничего не значащие светские разговоры, матушка вдруг посмотрела на Катерину заинтересовано и спросила:

— Катерина Алексеевна, а правду ли говорят, что вы большой талант к медицине имеете, и способны людей излечивать даже тогда, когда другие медики на них уже крест поставили?

Сказавши это, матушка быстро перекрестилась. Катерина замерла на мгновение, кинула на меня взгляд и пригубила бокал с красным вином, к которому ранее и не притронулась даже.

— Я смотрю, столичные слухи весьма быстро распространяются по империи, — сказала Катерина, когда отставила бокал в сторону. — Однако люди склонны сильно преувеличивать мои способности. Те успехи, которые я возымела в излечении некоторых пациентов, случились во многом благодаря удачному стечению обстоятельств.

— Вот как? — вмешалась в разговор Мария Николаевна. — А как же ранение князя Бахметьева на «кровавой ассамблее»? Говорят, князь получил пуляю прямо в грудь и был при этом весь в крови. А вы соорудили медицинский инструмент из столовых ножей и спасли-таки князя от неминуемой смертии!

Катерина едва заметно усмехнулась.

— Никакая смерть князю Бахметьеву в тот вечер не угрожала, — заверила она. — Все это только смотрелось страшно, но опасности для жизни было не больше, как если бы он просто упал с лошади.

— Можно и с лошади упасть так, что расшибешься насмерть, — возразила матушка.

Катерина помотала головой.

— Это не тот случай. Пулю остановил нагрудный крест сиятельного князя, и она застряла у него в ребрах. Спорить не буду, боль при этом он испытывал сильнейшую, да и внутренние органы могли сотрястись от такого-то удара, так что князь вполне мог полагать, что умирает. Но внутрь тела пуля не прошла. Вот если бы она была не круглая, а заостренная, тогда и крест бы не спас Афанасия Ивановича.

Тут вдруг рассмеялся Гришка Орлов.

— Заостренная пуля! — воскликнул он. — Это вы забавно придумали, Катерина Алексеевна, душа моя. Пуля в виде наконечника от стрелы! Вот только толку от этого не будет никакого. Такая пуля будет только кувыркаться в полете и бить плашмя.

— Во-первых, я не ваша душа, — повернула в его сторону голову Катерина. — А, во-вторых, не стану спорить. Вы привыкли обращаться с оружием, вам виднее. Но если оружие будет со спиральными нарезками в стволе, то при выстреле пуля начнет вращаться вокруг продольной оси и не станет кувыркаться. Впрочем, я мало что понимаю в оружии, к тому же мы сейчас говорим не об этом…

А Гришка призадумался. Был заметно, что идея Катерины о заостренных пулях его заинтересовала. Он потирал подборок, что-то задумчиво бормотал и пальцами изображал какие-то кукиши.

— А еще придумайте специальный патрон под заостренную пулю, — посоветовала ему Катерина. — Чтобы заряжать ружье не через дуло, а через казенную часть. Вставил такой патрон, в котором уже есть и порох, и пуля — и выстрелил. Вставил — выстрелил. Вставил — выстрелил. Гораздо меньше времени занимает!

Орлов смотрел на нее во все глаза. Это уже было даже не обожание, и не попытка обратить на себя внимание прекрасной дамы — так, пожалуй, смотрят на лик святого на иконе, когда просят у него что-то жизненно важное.

Да и я тоже сейчас смотрел на Катерину так, будто видел ее впервые. У меня и дар речи пропал даже.

— Но постойте… — растерянно проговорил Григорий. — А как же тогда порох в том патроне поджечь-то? Без того ружье не выстрелит!

— Ну так придумайте капсюль! — со смехом ответила ему Катерина. — Добавьте в него гремучую ртуть, и он так подожжет ваш порох, как никакой фитиль не сможет! Количество осечек станет мизерным, а перезарядка ружья займет считанные мгновения…

— Бог ты мой… — едва слышно выдохнул Орлов. — Бог ты мой…

Глаза его так и бегали, не глядя ни на кого конкретного. В голове его, судя по всему, уже роилось множество мыслей на этот счет.

Впрочем, дамам разговоры об оружии показались не интересными.

— Да господь