Моя императрица - Николай Павлович Иванников

с ними, с пулями! Давайте снова говорить о медицине!.. А как же тогда молодая супруга Семена Кирилловича Нарышкина? — вернулась к прежней теме государыня. — Марьюшка, кажется, ее зовут. Я слышала, помирала она совсем, а вы ее своими микстурами за одну ночь излечили. Без ваших препаратов она богу душу отдала бы через пару деньков. Уж я-то знаю, я видела уже таких болезных!

— Да, Марьюшке Нарышкиной повезло, что Семен Кириллович догадался ко мне за помощью обратиться, — согласилась Катерина. — И еще повезло, что я успела к тому времени лекарство нужное изготовить, а готовится оно достаточно долго… Кстати, ваше величество, неплохо бы наладить производство этого препарата, и тогда смертей по империи в сотни раз меньше будет.

— Так уж и в сотни? — не поверила матушка. — Мне кажется, милочка, вы несколько преувеличиваете силу вашей микстуры.

— Это не микстура, Настасья Алексеевна, это антибиотик. И препарат сей называется пенициллин. Большинство смертей в ваше время… извините — в наше время, происходит по причине различных бактериальных инфекций. Даже полученная в сражении рана не столь опасна сама по себе, как инфекция, которая проникнет в человека через такую открытую рану. И мой препарат способен излечивать большинство подобных инфекций. Так что я уверена, Настасья Алексеевна, что, сказав об уменьшении количества смертей в сотни раз, я даже поскромничала, и на самом деле следовало сказать: в тысячи раз!

Матушка выгнула губы дугой и несколько раз подряд кивнула. Подобный жест с ее стороны был большим проявлением уважения.

— Производство подобного препарата должно осуществлять под государственным контролем, — произнесла она. — Государыня Мария Николаевна, вы так не считаете?

— Это несомненно так, — отвечала императрица. — Как и рецепт его должен быть государственной тайной. Если же лекарство это проявит себя в должной мере при лечении подданых Российской империи, то государство сможет продавать его и в Европу, изрядно пополнив за сей счет казну. Возможно, нам понадобится новая коллегия, чтобы контролировать этот процесс.

— Интересно, как же следует назвать данную коллегию? — вставила свое слово камер-фрейлина Голицына.

— Коллегия здравоохранения, — тут же предложила Катерина. — А лучше министерство, на английский манер. — Тут она почему-то хмыкнула. — Для краткости можно будет называть Минздравом.

— Минздрав… — повторила Мария Николаевна, очень медленно, смакуя каждую букву. — Ну-у, не знаю. Звучит странно. Нужно будет подумать…

— А на что еще способно ваше лекарство, милочка? — никак не унималась матушка. — Какие еще чудесные свойства оно имеет? Какие болезни способно лечить?

— Я полагаю, любые инфекционные заболевания ему под силу.

Матушка поморщилась.

— Вы сейчас говорите медицинскими терминами, Катерина Алексеевна, а здесь между тем нет ни одного лекаря. Можно объяснить нам все более понятными словами?

Катерина глубоко вздохнула. Взяла бокал с вином и лихо, в один глоток, отпила от него сразу половину.

— Хорошо, объясняю понятными словами, — сказала она. — Помимо Семена Кирилловича Нарышкина ко мне за помощью обратился некий пациент. Имени его я называть не буду, это врачебная тайна, сказать могу лишь то, что это мужчина средних лет, ведущий весьма фривольный образ жизни. А потому он умудрился подцепить такую болезнь, которая передается только при любовных утехах…

— Сифилис, — с кривой улыбкой пояснила моя матушка.

Катерина подняла вверх палец.

— Точно!

— Как-как? — заинтересованно спросила Олюшка.

— Нишкни! — прикрикнула на нее матушка. — Молча слушай! А то лучше ступай в свою комнату и книжку почитай. Так оно для пищеварения полезнее, нежели взрослые разговоры подслушивать.

Олюшка послушно вышла из-за стола и вопросительно уставилась на Лизавету. Та сидела, притихнув, и уходить со своего места не собиралась. Тогда Олюшка фыркнула и покинула столовую, демонстрируя вид крайне недовольный. Должно быть в ее голове не укладывалась мысль, что в нашем доме, за тем самым столом, за которым мы всем семейством сидели уже много-много раз, сейчас пребывает ее величество государыня всероссийская, и потому вести себя следует соответственно. Наверное, она воспринимал императрицу в ее нынешнем положении как обычную гостью, заехавшую с мимолетным визитом.

— Так вот, — продолжила Катерина, когда Олюшка удалилась, — я прописала этому пациенту семидневный курс моего препарата, и поскольку случай у него не был запущенным, я уверена, что он излечится полностью. И впредь будет осторожен в выборе любовных партнеров.

Некоторое время все собравшиеся за столом молчали. Лизавета просто боялась подать голос, Федька вкушал водку и ему было все равно что тут обсуждается. Гришка же Орлов все еще думал об острых пулях и гремучей ртути, и разговоры о всяческих болячках его мало интересовали. Но все остальные медленно переваривали слова Катерины, постепенно осознавая значимость тех сведений, которые только что услышали.

Первой заговорила, естественно, императрица.

— Недавно я читала одну европейскую газету, — сообщил она. — Так там писалось, что вся Европа сейчас страдает от этой срамной болезни. Да и в России ситуация ничем не лучше. Если мы научимся производить ваш антибиотик в достаточных количествах, Катерина Алексеевна, мы с вами войдем в историю.

Катерина ей коротко поклонилась.

— Вы и без того войдете в историю, ваше величество, — сказала она. — Это участь всех правителей.

— Да, но мы с вами войдем как великие целители! — провозгласила государыня.

И поднялась со стула. Все не замедлили сделать то же самое, и только Федька остался сидеть, совершенно равнодушный ко всему происходящему. Гришка Орлов отвесил ему подзатыльник и за шиворот поставил на ноги. Федька принялся ошалело озираться.

— Итак, слушайте меня, мои подданные! — объявила императрица торжественно. — С этого дня я, императрица Российская Мария Павловна, объявляю об учреждении новой коллегии — Коллегии Здравоохранения, и первым ее президентом назначаю Катерину Алексеевну Романову. Нести отчет за работу коллегии она будет только перед императрицей!

Вслед за этими словами наступила полнейшая тишина, лишь изредка нарушаемая Федькиным кряхтением. Затем Катерина потерла бровь и проговорила:

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… Министром стала.

Она вновь взялась за бокал и залпом выпила все, что в нем оставалось.

— Ко всему добавить имею следующее! — продолжила императрица. — В связи с тем, что действующий лейб-медик Монсей Яков Фомич более не в состоянии боле исполнять возложенные на него обязанности, на должность лейб-медика повелеваю назначить так же фрейлину мою Катерину Романову!

Может быть, мне показалось, но Катерина была слегка напугана. Она даже в лице изменилась, и