Моя императрица - Николай Павлович Иванников

вошли в амбар, ворота которого оказались открыты нараспашку. Здесь возилось двое мужиков с вилами, но они сразу же удалились, едва только матушка на них взглянула. Ей и говорить ничего даже не пришлось для этого.

Как только мужики вышли, матушка торопливо осмотрела амбар, нашла у стены обломок черенка от вил, крепко сжала его и похлопала кончиком себе по ладошке.

— Годится, — сообщила она. — О чем это я? Ах, да — о том, о чем ты еще забыл подумать! А забыл ты, Алешка о том, что, спасая государыню, ты, сам того не желая, подставил под удар нас с твоими сестрицами. Когда царицу зачнут искать — а искать обязательно зачнут, — то дело может и стрельбой закончится, и палить они будут куда ни попадя. А то и избы жечь примутся, чтобы следы замести. Если уж на царицу покусились, то сколько обычных людей при этом покрошат, они и считать не станут… Когда занимаешь политикой, Алешка, политика тоже начинает заниматься тобой!

И с этой мудрой фразой матушка крепко приложила мне обломком черенка по плечу. Я сжался весь, попытался выскочить обратно из амбара, но добрый удар повдоль спины заставил меня коротко вскрикнуть и остановиться. Я так и потянулся рукой к тому месту, куда прилетел черенок, а матушка уже вновь врезала мне пониже спины.

— Больно!.. Матушка, да перестаньте же вы! Ай! Больно-то как!

По обеим бедрам мне прилетела колотушка, потом снова по спине, потом по плечу, по спине, по спине, по спине.

Я заметался по амбару, как поросенок, когда его резать удумали, но матушка повсюду поспевала за мной, будто молния. Я в угол — она туда же. Я в другой — а она уже там меня поджидает, и удары сыплет. Хотел в ворота кинуться — так чуть по лбу черенком не получил.

Тогда я упал на большую охапку прелого сена и голову руками закрыл.

— Матушка, только по голове не бейте! Мне ею сегодня еще думать придется! — заголосил я.

Но матушка уже весь свой гнев выпустила, откинула черенок в сторону и перевела дух. Отряхнула ладони друг о друга, потрепала меня по волосам, а потом за шиворот заставила подняться на ноги. Принялась бегло меня осматривать, на предмет выявления ран и прочих повреждений. Я только шипел болезненно.

— Ну, как ты? — поинтересовалась матушка.

— Да день сегодня не задался, — отвечал я, морщась. — Бьют все подряд. Уже все тело болит.

— Ничего, бьют — значит любят. До свадьбы заживет! — матушка потрепала меня по щеке. — Что ж ты магию свою не использовал? Метался тут, как бесенок. Противно смотреть было.

— Да что ж я — ирод какой, чтобы магию против матери родной использовать? — чуть не всхлипнув, сказал я.

— Правильно, сынок, — сказала матушка. — Молодец, верно мыслишь. Но взглянуть было бы интересно, чему тебя там граф Амосов научить умудрился!

Она подняла руку, и вдруг из кончиков пальцев ее вырвались изогнутые светящиеся струи. Матушка коротко встряхнула рукой, и струи послушными плетями ударили по полу амбара, вмиг разметав все сено к стенам. Матушка пошевелила пальцами, и эти плети аккуратно подхватили увесистую охапку сена, перенесли ее к моим ногам и уложили небольшим стогом. А потом вмиг исчезли, осыпавшись мелкими искрами.

Я так и охнул.

— Матушка… — какое-то время я даже слов нужных подобрать не мог. — Как же так? А я ведь и не знал даже! Почему вы мне не говорили⁈

— Зачем? — спросила матушка.

— Ну, как это «зачем»? Чтобы я знал! Я ведь думал, что я среди нас один такой!

— Не один, Алеша, не один! — привстав на цыпочки, матушка чмокнула меня в щеку. — А не говорила никому, потому как не хотела, чтобы отец твой Федор Иванович знал об этом. Уж очень сильно он сам желал магией владеть, но бог не дал ему такого дара. Вот я и подумала: зачем мне ему душу травить? Пусть лучше не знает ничего.

— Но, матушка… А как же сестрицы? Олюшка, Лизавета, Санечка… У них тоже есть дар?

Но матушка покачала головой, отрицая мое предположение.

— Если до сей поры дар к чародейству у них не проявился, то очень невелик шанс, что он вообще когда-нибудь проявится. Сестры твои в отца пошли, а вот тебе, наверное, от меня склонность к чародейству передалась.

— Магический дар не передается по крови, — ответил я машинально. — Наличие или отсутствие его зависит от совсем других факторов. Таких как состояние магического поля в момент зачатия, структура силовых линий, напряженность поля в том месте, где человеку приходится проводить большую часть своего времени… Даже наличие тех или иных заболеваний может сказаться на появлении дара. Но передаться от матери к сыну он не может.

Тут матушка моя впервые за все время улыбнулась, и сразу стала еще краше. Она вообще у меня очень красивая дама… Впрочем, я, кажется, об этом уже упоминал. Но почему бы не повториться, коль уж и самому нравится слышать подобное?

Так вот, матушка у меня дама весьма привлекательная, даже несмотря на свой возраст (а было ей уже сорок три лета), так что даже приятели мои, Потемкин с Вяземским, хвосты перед ней распушали, что те птицы павлины в императорском саду, когда она в прошлом году приезжала погостить в Петербург. Правда, по сусалам от меня оба получили, и сразу же хвосты свои спрятали. Ненадолго, впрочем. Уже на следующий день распушали их перед сестрицами моими. Но это уже другая история…

И вот сейчас матушка улыбнулась и потрепала меня за ухом, как кота.

— Все-то ты у меня знаешь, Алешка, все-то ведаешь! Не зря граф Петр Андреевич за твое обучение взялся, ох не зря! Почуял он в тебе искру.

Матушка одобрительно шлепнула меня по щеке. Пока она трепала меня за ухом, я блаженно жмурился, но от шлепка этого сразу распахнул глаза во всю ширь.

— Стараюсь, матушка! Петр Андреевич прочит мне большое будущее по чародейской линии, да я и сам чую, что у меня многое получается само собой. Так, глядишь, и в магистры выбьюсь!

— Выбьешься, Алешенька, обязательно выбьешься. Граф Амосов кого попало себе в ученики не берет, нет у него времени тратиться на всякие пустышки… Ты мне лучше вот что скажи…

И с этими словами матушка взяла меня за