Моя императрица - Николай Павлович Иванников

— Прошу простить меня, матушка, что не успел предупредить о своем прибытии! — воскликнул я с наигранной радостию. — Сборы вышли нежданными, и уже не было никакого смысла посылать письмо с уведомлением.

Но никакими улыбками матушку мою было не пронять. Ни один мускул на ее красивом лице не дрогнул, она лишь прищурилась слегка, изучая моих спутников, а затем медленно спустилась по ступенькам крыльца. Я подошел, она весьма торопливо троекратно поцеловала меня, но при этом не отводила прищуренных глаз от экипажа, откуда Кристоф с Орловым уже помогали сойти наши дамам. Рядом бестолково суетился Федька, предчувствуя, должно быть, что скоро могут угостить водкой.

— Поясни-ка мне, Алексей, кто все эти люди? — шепотом спросила матушка. — И с какой такой целью они прибыли в наше имение? Признавайся: по принуждению чьему ты явился сюда, или же по собственной воле? Не пора мне кликнуть мужиков с вилами?

И матушка вдруг приставила к губам два пальца и свистнула так залихватски, как у меня никогда не получалось, как бы я не старался. И в ответ на этот свист из-за дома немедля показалось несколько крепких мужиков. С вилами, правда, был только один, а остальные с деловитым видом просто закатывали рукава.

И тогда я рассмеялся.

Глава 16

Дворянское гнездо. Большое дворянское гнездо

Да, я рассмеялся, и постарался сделать это как можно непринужденнее, чтобы развеять все сомнения моей подозрительной и такой проницательной родительницы. Материнское сердце сразу же почуяло неладное в этом визите. Визите, которого, как она полагала, не должно было быть вовсе.

— Воля моя собственная, матушка, — ответствовал я, взяв мать за руки. — Но надобность служебная. И гости со мной прибыли совсем не простые.

Тогда матушка сделала знак мужикам, чтобы те стояли на месте. Они мгновенно ей повиновались. Она решительно отодвинула меня в сторону и неспешно проследовала к экипажу, не отводя взгляда от императрицы. И по мере приближения, глаза ее расширялись. Казалось, что она не верит увиденному ими. А потом и вовсе замерла в изумлении. И тогда Мария Николаевна сама шагнула ей навстречу.

— Настасья Алексеевна, голубушка! — государыня приобняла матушку за плечи и коснулась ее щеки своей. — Если мне не изменяет память, то виделись мы с вами лет эдак пять тому назад, на балу по случаю тезоименитства государя, супруга моего невинно убиенного.

— Уже дошли и до нас эти страшные вести, ваше величество, — отозвалась матушка, вновь обретя дар речи. И низко склонилась перед государыней. — Сосед наш, князь Глебов, получил эту весть от сына своего старшего, Владимира, прибывшего из столицы на почтовых без всякого продыху. Изначально мы и верить в это не желали, но княжич заверил, что все это истинная правда. Я и высказать не могу вам всего своего сочувствия! Сама лишилась мужа преждевременно, и знаю, насколько тяжело принять это.

Сестрицы мои, Олюшка с Лизаветой, все еще ничего не понимая, сбежали с крыльца и встали по обе руки от меня, чуть спрятавшись за моей спиной. Лизанька, самая старшая из моих сестер, едва заметно пихнула меня локтем.

— Алешка… — зашипела она, аки змеюка. — Глазам своим не верю… Неужели ты саму государыню-императрицу к нам в гости привез?

Было ей уже почти двадцать лет, но замуж нам ее пока так и не удалось выдать, и вовсе не из-за каких-то ее внешних недостатков. Я полагаю, что все мои сестры — девицы достаточно видные, и не только для местной деревенщины, но и даже для петербургского света. Но выбор женихов здесь был не особо велик, а Лизанька — особа привередливая, кого попало и первого встречного себе в мужья брать не собиралась, и потому сидела до сих пор в девках, вместе с младшими сестрами.

Черная коса ее толстой плетью была перекинута через плечо на грудь, и Лизанька неуверенно теребила ее своими тонкими пальчиками. Человек несведущий, впервые Лизаньку увидевший, мог бы назвать эти пальчики нежными и ласковыми, но я-то был братом этой бестии, и прекрасно знал, что ежели эти пальчики сожмутся в кулачок, а кулачок сей прилетит тебе в ухо со всего размаха, то эпитеты «нежные» и «ласковые» сразу покажутся совсем неуместными.

Глаза ее тоже были черными, под цвет волос. Не угольными, конечно, но очень темным. Должно быть, проявилась в ней таким образом кровь кавказских князей, которыми являлись предки моей матушки. И хотя глаза эти были очень большими, но смотрели пронзительно, так, что порой хотелось спрятаться куда подальше от взгляда эдакого.

— Так оно и есть, Лизанька, — ответствовал я ей. — Как есть императрица наша Мария Николаевна. Решили уехать подальше от суеты петербуржской, покуда нужные люди не разберутся до конца с тем, кто государя на тот свет отправил.

Олюшка так и вцепилась мне в руку.

— Так говорят же, Алешенька, что камергер Лефорт это был! — воскликнула она. Но не громко, а так, чтобы только нам с Лизаветой было слышно, а до императрицы с матушкой ее слова не донеслись. — Он в государя и выстрелил. А потом и собой покончил, когда понял, что убежать не сможет, и ждут его пытки лютые!

Олюшке вот-вот должно было исполниться семнадцать, была она скромница и любила проводить досуг в компании с французскими романами. Наверное, с Кристофом им нашлось бы о чем поговорить. Ростом она особо не удалась, но внешностью ее господь не обидел, да и сложно было бы ему это сделать, учитывая, что оба родителя наших были известными красавцами. Во всяком случае, я так считал. Темноволосая, голубоглазая, пухлогубая, пухлощекая — Олюшка казалась всегда немного обиженной, и потому ее постоянно хотелось приголубить и поколотить того негодяя, который осмелился нанести ей обиду. Вот только никого негодяя и в помине не было.

— Цыц, — не поворотив головы, сказал я шепотом. — Еще неизвестно, кто Лефорту тот пистолет в руку вложил и приказал в государя пальнуть.

— А-а! — понимающе протянула Олюшка. И тут же вновь сжала мою руку. — Алешенька, — позвала она, — а кто те нужные люди, про которых ты сказал? Кто с ентим делом разбираться будет?

— Вот я и буду разбираться. А покуда — цыц! И что б ни слова никому!

— Ясно, Алешенька! — испуганно отозвалась Олюшка.

— Поцыцкай мне тут, — предупредила