Моя императрица - Николай Павлович Иванников

и любезно предложил погостить у него, покуда ко мне не вернутся утерянная память. А называть меня своей кузиной он предложил, чтобы сберечь мое имя, и чтобы по столице не судачили об этом почем зря. Мсье Сумароков очень благородный человек, ваше величество.

Катерина снова сделала неумелый книксен. А Мария Николаевна довольно покивала.

— Я рада, что вы не стали мне лгать, голубушка, а поведали все как есть, — сказала она. — Я могу понять Алексея Федоровича — он дал слово и нес ответственность за ваш репутацию, а потому не мог сказать правду никому, даже своей императрице! — Она кинула на меня косой взгляд, а я вытянулся в струну еще сильнее, хотя это и было уже почти невозможно. — Но я его за это не виню… — Я немного расслабился. — Он дворянин, и должен держать данное однажды слово.

Императрица между тем благожелательно тронула Катерину за руку и мягко ей улыбнулась.

— Мне интересно было бы, голубушка, побеседовать с вами по поводу вашего прошлого и нашего будущего, но я не уверена, что сейчас тому место и время… — она обвела рукой раскинувшееся вокруг нас поле. — Может быть, камер-юнкер предложит все-таки дамам занять место в этом чудесном экипаже?

— Чудесный! Чудесный экипаж, ваше императорской величество! — Гаврила с криком кинулся к лошадям. — Усаживайтесь, усаживайтесь Христа ради! Тут и подушечка под попу вашу имеется!

Григорий Орлов моментально подал государыне руку и помог ей взойти в экипаж. Я в свою очередь то же самое проделал с камер-фрейлиной Голицыной, получив от нее в ответ благодарственный наклон головы, изрядно приправленный самой многозначительной улыбкой. И снова я почувствовал неприятный укол в сердце: в скором времени мне предстоял не очень приятный разговор с Екатериной Дмитриевной, а я не был к нему готов совершенно. Ну не имелось у меня опыта в беседах такого толка!

Как бы невзначай я покосился на Катерину: не заметила ли она многозначительную улыбку камер-фрейлины в мой адрес? Но, кажется, она ничего не заметила. Или же ей просто было глубоко плевать на все улыбки всех камер-фрейлин мира. И эта мысль меня почему-то задела. Горазда проще мне было полагать, что она не увидела этой улыбки, а если и увидела, то не поняла ее значение, нежели знать, что Катерина все подметила и все поняла, но осталась к этому равнодушна.

Такие вот меня терзали чувства…

Усадив всех дам в экипаж, мы неторопливо направились в сторону дороги, и уже вскоре вышли на ее, хорошо укатанную и совсем не тряскую. И это было хорошо, потому как в положении Марии Николаевны совсем некстати была бы лишняя тряска. Никакой пользы для будущего наследника в этом нет. Уж лучше пешком.

Впрочем, Гаврила вел лошадей очень аккуратно и неторопливо. Мы с Кристофом, да Григорий с Федькой шли вровень с экипажем и нисколько не отставали, по пути даже умудряясь переговариваться с дамами.

До имения Светозары было рукой подать, версты три, не более. Мы проследовали вдоль хлебного поля, обогнули лесной колок, а когда вышли к речке Польке, которая где-то далеко-далеко впадала в озеро Ильмень, то увидели и мосток через нее. И сердце у меня возликовало, потому что в этом месте находилось мое имение. И хотя и побывал я здесь не так давно, но произошло за эти дни столько всякого, что теперь мне казалось, будто случилось это едва ли не год назад.

Никто из родных не был оповещен о моем прибытии, потому никто и встречать не вышел. Но когда наша свежевыкрашенная двухэтажная усадьба уже показалась в поле видимости, какая-то местная девка (кажись, звали ее Фроськой) замерла посреди дороги и уставилась на нас, приставив ладошку к бровям. А потом видать признала меня, потому как подпрыгнула зайцем и бросилась бегом к дому с диким криком: «Барин приехал! Барин приехал!»

— Это ты, что ли, барин тут? — поинтересовалась у меня Катерина из экипажу.

Я дважды кивнул, улыбаясь все шире.

— На самом деле я просто наследник, а хозяйствует здесь ныне матушка моя Настасья Алексеевна, да сестрицы мои…

— В самом деле? — вмешалась в разговор Мария Николаевна. — Вы привезли нас в собственное имение, Алексей Федорович? Это очень благородно с вашей стороны! Надеюсь, ваши родные не будут иметь ничего против столь многочисленных гостей?

— Напротив, ваше величество, для них большая честь принимать вас в своем доме! — заверил я императрицу.

— А нас? — не очень кстати спросила Катерина.

Но Мария Павловна избавила меня от всяких объяснений, сама ответив на это вопрос:

— Милочка, вам совершенно не о чем беспокоиться. С этой минуты я принимаю вас в штат моих фрейлин, и вы имеете полное право сопровождать меня в моих поездках… Екатерина Дмитриевна, вы слышали мое повеление?

— Да, ваше величество, все слышала, — подтвердила Голицына. И слегка подавшись вперед, как-то по-новому взглянула на Катерину. Улыбнулась, но эта улыбка показалась мне просто дежурной, какой-то слишком придворной. — Разрешите поздравить вас, фрейлина Романова.

— Благодарю вас, — отозвалась Катерина. — Однако зовите меня просто Катериной.

— С удовольствием. А вы зовите меня просто… Екатериной!

Они обе рассмеялись. Императрица им вторила.

— Я полагаю, что так будет удобнее и самому камер-юнкеру, — пояснила она, взглянув на меня с коротким наклоном головы. — Уверена, что ваши родные, Алексей Федорович, пока еще не курсе, что в вашем столичном доме вместе с вами проживает некая незнакомая им дама. Которую к тому же все считают вашей кузиной. Поэтому я предлагаю представить вашим родным Катерину… э-э-э…

— Алексеевну, — подсказал я.

— … представить Катерину Алексеевну в качестве моей фрейлины. Тем более, что отныне это действительно так. Во всяком случае, на время нашей вынужденной поездки.

— Благодарствую, ваше величество, — ответил я с поклоном. — Вы всего лишь парой слов решили для меня весьма большую проблему.

Тут мы въехали во двор усадьбы и остановились. На крыльцо вышли матушка и Олюшка с Лизанькой. За спинами их маячила Фроська. Младшей Санечки нигде не было видно, должно быть отлучилась куда-то.

Мне показалось, что матушка смотрит на меня и моих спутников с некоторым беспокойством. Оно и понятно: всегда тревожно, когда той сын внезапно возвращается в родное гнездо без всякого на то уведомления, к тому же в сопровождении большого количества незнакомых людей. И чтобы не дать этому беспокойству развиться до неприятных размеров, я