Моя императрица - Николай Павлович Иванников

— Но, ваше величество… — проговорила она крайней неуверенно. — Возможно вам стоит рассмотреть какие-то иные варианты. Опасаюсь, что у меня недостаточно опыта…

— Вам не следует ничего опасаться, Катерина Алексеевна! — оборвала ее императрица. — Опасаться в данной ситуации следует мне, а я, как видите, совершенно спокойна!

Катерина сделала крошечный книксен и ничего не ответила.

— Виват! — сказал Орлов, чтобы не допустить затягивания молчания. И осушил свой бокал.

Все остальные тоже подняли бокалы.

— Виват императрица!

— Виват, виват!

Еще нынче утром Катерина была простой девицей без роду без племени, которую я из жалости оставил на погост в своем доме. Час назад она стала фрейлиной императрицы. А сейчас взлетела на такую недосягаемую высоту, что у любого дух могло захватить.

Президент новой коллегии! Личный медик императрицы!

Это не просто взлет, господа, это самая вершина желаемого. Выше нее разве что сам императорский престол… Это я несколько преувеличил, конечно, но лишь самую малость.

Я к своему бокалу едва приложился, но не потому, что не желал поздравить Катерину с высоким назначением, а просто не хотел сейчас пьянеть. Хоть и получил я тумаков и колотушек изрядно — от матушки, да от Гришки Орлова, — но голова у меня соображала, и я хотел обдумать, как же мне поступить дальше.

Матушка моя была права: присутствие высоких гостей в имении долго скрывать не получится. Мы не сможем запереть императрицу в доме навечно, и вести о ней очень быстро разнесутся по округе. Наверняка это процесс уже начался, и идет прямо сейчас, вот только молва пока не успела уйти дальше изгороди. Но уже завтра она доберется до ближайшей деревни. А дальше — больше. И пойдет-поедет!

Не-ет, определенно пора подыскивать для государыни новое укрытие. Тихое и крайне надежное, где она без помех сможет выносить наследника и в положенный срок произвести его на свет божий. Велика земля русская, и без всяких сомнений такое место где-то имеется. Нужно только его найти…

Мои размышления прервал голос матушки, обращающейся к Катерине:

— А что, Катерина Алексеевна, голубушка, коль уж вы теперь в полном праве врачевания состоите, то может покажите нам свое мастерство?

Катерина даже головой затрясла, настолько непонятной показалась ей эта просьба. И я поторопился встать на ее сторону.

— Матушка, ваша просьба звучит несколько странно! Катерина Алексеевна не какой-нибудь шут ярмарочный, чтобы исполнять по заказу хитрые номера. И врачевание — это вам не представление домашнего театра, где заказать можно любую пьесу.

— Я это прекрасно понимаю, Алексей Федорович, — с улыбкой ответила мне матушка. — А прошу Катерину Алексеевну об услуге только потому, что обратиться мне более не к кому… В деревне моей Ольшанке, что здесь совсем неподалеку, нынче баба молодая рожать удумала. В первый раз, до того других родов не было. Аленка, Савелия-кузнеца жена. Дочка Тимофея хромого. Помнишь Тимофея хромого, Алешка?

Я помнил.

— И живот-то вроде у нее не особо большой — у меня с Санечкой в два раза больше был, а уж когда Алешку носила, то вообще молчу, — продолжала матушка. — Но уже третий день она разродиться не может. Сначала орала, как порось недорезанный, а теперь уже и орать перестала. Силы совсем покинули ее. Бабка повивальная говорит, ребеночек там как-то неудобно встал, Аленка никак выдавить его из себя не может. Лекарь из уезда приезжал, пудрой с парика натряс на Аленку, кровь ей пустил и уехал. Ничего, говорит, сделать не может. Либо родит, говорит, либо помрет. Так это мы и без него знали!

Катерина слушала ее напряженно, я видел, как поигрывают желваки на ее красивых скулах. И вдруг подумалось мне, что я вижу сейчас перед собой не просто ту девицу, которую отыскал в заброшенном доме на окраине Петербурга в виде совершенно непотребном. Вижу я перед собой личного медика самой государыни — лицо, которое наделено огромным влиянием. И при этом она была президентом целой коллегии, и это обеспечивало ей такой уровень власти, о каком многие и мечтать не могут.

А я? Могу ли я теперь мечтать о ней по-прежнему? Как еще нынче утром? Или же мы теперь птицы разных полетов, и мне, нахохленному воробушку, не подняться до той высоты, где летает нынче сия прекрасная голубица?

— Лекарь уездный истинную правду сказал, — ответила матушке Катерина. — Аленка ваша либо родит, либо помрет, тут третьего не надо. Опыта работы с роженицами у меня нет совершенно, и потому я сомневаюсь, что смогу чем-то помочь. Но все же я хотела бы взглянуть на эту роженицу!

— А я так даже на этом настаиваю! — воскликнула Мария Николаевна.

И только мы с Катериной поняли причину ее пыла. В скором времени ей и самой предстояли роды, и насколько сложными они окажутся — одному богу известно. И ей очень хотелось бы, чтобы ее свежеиспеченный лейб-медик изрядно поднаторел к тому моменту в деле родовспоможения.

— Васька нас мигом на коляске до Ольшанки домчит! — обрадовалась матушка царской поддержке. И приказала девке, прислуживающей нам за столом: — Фекла, вели Ваське коляску запрягать. Мы в Ольшанку поедем!

Глава 19

Немного о страхе, когда режешь человека в первый раз

Мария Николаевна высказала желание отправляться в Ольшанку вместе с нами, но я строго-настрого запретил ей это. Не для того мы сбежали из Санкт-Петербурга в такую даль, чтобы светиться перед глазами посторонних людей.

В столь знатной барыне могут очень быстро признать императрицу, а слухи по империи распространяются с такой неимоверной скоростью, что порой только диву даешься. Мне ли этого не знать? Кто бы мог подумать, что сплетни обо мне с Катериной за считанные дни доберутся аж до самого Новгорода? Но ведь добрались же!

А кавалергарды светлейшего доберутся еще скорее. И в этот раз мне уже не скрыться от них, с такой-то поклажей! А эти ребятушки вообще не шутят, и в ответ на мою магию могут и свою собственную продемонстрировать.

Я не знаю, конечно, насколько она сильна, магия их, но зато знаю, что сам я лишь в самом начале ее постижения. Да и не могу я так рисковать. Собой еще мог бы, но теперь у меня такая подопечная, что сидеть мне полагается тише воды, ниже травы, и не отсвечивать.

А потому в Ольшанку отправились лишь мы