100 дней - Михаил Мартынович Табакин

Неизвестные с видом хозяев проследовали по селению, осмотрели окрестные места и отбыли из кишлака. Через несколько дней они появились снова, но на этот раз в сопровождении целого обоза с женщинами, детьми.　

— Будем жить здесь, — заявил старший, — наш кишлак затопило.　

С этого дня исконное население Янги-Юля потеряло всякий покой. Непрошенные «гости» отобрали себе лучшие участки земли, начали нанимать батраков, занялись грабежами.　

Короче говоря, селение захватила банда, которая, пользуясь слабостью молодых местных органов власти, начала здесь бесчинствовать.　

Возглавлял банду некий Маметкул Сарымов, бывший сподвижник курбаши Али Мамеда, одного из главарей басмаческого движения в Средней Азии. Сарымов долгое время скрывался, затем снова появился в Мирзачульском районе. Родственники, также бывшие басмачи, взяли Маметкула Сарымова на поруки. Опытный бандит быстро навербовал уголовную банду из числа воров-рецидивистов, конокрадов, бывших басмачей и обосновался в Янги-Юле.　

Первым открыто выступившим против него был Тангрид Берты, работавший у него батраком.　

— Что же мы смотрим на этого разбойника, который занимается грабежами и убийствами?! — обратился он к односельчанам. — Выгоним его вон из Янги-Юля, нет у нас места бандитам! И этот русский тоже пусть уходит с ними.　

В это время к Тангриду подошел Маметкул Сарымов.　

— Вот тебе за разбойника, вот тебе за бандита, красная собака! — и двумя выстрелами на глазах у всех убил Тангрида Берты.　

Но ошибся Маметкул Сарымов, подумав, что убийство честного дехканина запугает остальных крестьян. Нехожеными глухими тропами пробрались двое молодых дехкан в Самарканд и там рассказали обо всем.　

Когда мы прибыли в Янги-Юль, главари банды, кем-то предупрежденные, скрылись. Но дехкане выследили, где они спрятались — в пещерах на берегу Сыр-Дарьи. Там они и были нами схвачены. Вскоре состоялся суд. Маметкул Сарымов был приговорен к расстрелу. Сурово наказали и «личного представителя» Каневского Ковылова.　

В то же время деятельность уголовно-преступных элементов активизировалась и в некоторых других районах Средней Азии, и почти всюду обнаруживались следы банды Каневского.　

Ко многим трудностям в нашей работе прибавилась еще одна — забота о нашем главном подследственном, о Каневском. Он находился все время вместе с нами, главным образом со мной, и это создавало для нас большие неудобства. За ним нужно было постоянно следить, в его присутствии нельзя было вести никаких служебных разговоров, невозможно было нормально отдохнуть. Один из моих помощников предложил содержать преступника в тюрьме, а когда потребуется, брать его на время оттуда. «Как чемодан в камере хранения на вокзале», — пояснил он свою мысль. Нет, нас это не устраивало. Каневский мог потребоваться каждую минуту, днем и ночью, и поэтому всегда должен быть с нами. К тому же даже кратковременное пребывание в тюрьме не гарантировало от того, что Мишка там не возобновит связи с прежними дружками или не натворит еще чего-либо. Нет уж, пусть он будет с нами; так хоть и беспокойнее, но зато надежнее.

В "ШТАБ-КВАРТИРЕ" ПРЕСТУПНИКОВ

НАША задача № 1 в самом Самарканде состояла в том, чтобы раскрыть и ликвидировать штаб-квартиру банды Каневского, о существовании которой он проговорился перед самым отъездом из Москвы. В этой квартире встречались вожаки шайки, съезжавшиеся из различных концов Средней Азии; здесь разрабатывались планы предстоящих операций; здесь же происходил дележ награбленного. Кроме того, в штаб-квартире находили себе временный приют преступники, вынужденные скрываться от судебно-следственных органов, правда, в связи с конспирацией это допускалось только в особых, исключительных случаях.　

Постоянно в этом доме проживали военнослужащий Дорожкин с семьей и некая Полина Петровна Гусева, выдававшая себя за вдову красного командира, погибшего в схватке с басмачами.　

Сам дом находился сравнительно далеко от центра, на одной из окраин Самарканда, около военного городка. О лучшем месте для своего «штаба», чем территория военного городка, бандиты не могли и мечтать. И не случайно Полина Петровна Гусева так охотно, несмотря на явную невыгоду для себя, переехала в порядке обмена из центра на окраину.　

Квартира Гусевой, в которой вскоре нам довелось побывать, состояла из небольшой кухни и просторной, скромно обставленной комнаты. Все говорило о том, что в этой квартире обитает человек среднего достатка. (Но не раз Полина Петровна ловила себя на честолюбивой мысли: подними она половицу в кухне, переведи в деньги хотя бы какую-то часть того, что там спрятано, и у нее будет свой собственный дом, не уступающий по убранству дому любого бая.)　

Но пока требовалось жить скромно, держать себя тихо, в тени.　

Так вести себя наставлял ее и Каневский, давнишней соучастницей которого она являлась. Полина Петровна познакомилась с ним в Самарканде. Сама матерая преступница, хорошо знавшая уголовный мир, Гусева быстро поняла Каневского и без особого труда нашла с ним общий язык.　

Но все это мы узнали потом, а пока нам был известен лишь адрес Гусевой. Мы стояли, что называется, почти на самом пороге мишкиной штаб-квартиры, однако переступить его пока не решались. Может быть, Гусева, узнав о таинственном исчезновении «хозяина», уже переменила местожительство? Возможно, оставаясь на старой квартире, она успела уничтожить все улики пребывания в ней преступников? Словом, сначала следовало произвести разведку, а потом только действовать.　

Самым заманчивым представлялось использовать для этой цели самого Каневского, но преждевременное появление его там могло спугнуть хозяйку притона. Наше недоверие к Каневскому еще более усилилось, когда главарь шайки стал настойчиво предлагать нам дать ему возможность первому посетить его прежнюю квартиру.　

И тут нас выручил некто Пажитнов, обходчик пути на линии Самарканд — Карши. Не знаю, какими уж путями, но год или два назад он стал доверенным связным лицом между воровской шайкой, орудовавшей на ст. Самарканд-Товарный, и мишкиной штаб-квартирой. Впрочем, это доверие ограничилось тем лишь, что он доставлял за небольшую мзду Гусевой какие-то записки, о содержании которых Пажитнов знать не мог — он был неграмотен. Но судя по той таинственности, с какой каждый раз вручались ему письма, железнодорожник догадывался, что дело тут обстоит не чисто. И когда однажды переписка прекратилась, железнодорожник особо не тужил об этом.　

Переписка же прервалась потому, что транспортная милиция разоблачила шайку. В связи с этим дорожный следователь допросил Пажитнова, которого несколько раз видели в обществе преступников. Лично зная старого железнодорожника, следователь беседовал с ним наспех и с миром отпустил, отнеся переписку с Гусевой к «амурной» связи одного из участников шайки с этой соблазнительной, хотя и немолодой женщиной. Поэтому и сама Гусева была оставлена в покое, несмотря на то,