Суворов — от победы к победе - Сергей Эдуардович Цветков

в Кременчуг готовить войска к смотру, на котором Потемкин собирался продемонстрировать иностранцам мощь русской армии, прикрывающей южные рубежи России. Екатерина II оставалась в Киеве до конца месяца. Перед отъездом она отстояла молебен в Киево-Печерской лавре и на прощальной аудиенции раздала много наград, лент, бриллиантов и жемчугов. Известный острослов принц де Линь не преминул заметить по этому поводу: «Киевская Клеопатра не глотает жемчугов, а раздает их во множестве». Наконец, 22 апреля императрица отправилась в путь на галере в сопровождении великолепной флотилии из 80 судов с 3 тысячами матросов и солдат. На каждой галере были свои музыканты и певчие. Множество лодок и шлюпок носились впереди и вокруг царской эскадры; по берегам Днепра появлялись толпы любопытных, которые беспрестанно стекались со всех сторон. Порой на береговых равнинах гарцевали отряды казаков. Города, деревни, усадьбы, а иногда и простые хижины были изукрашены цветами, декорациями и триумфальными воротами (вопреки распространенному мнению, знаменитые «потемкинские деревни» создавались исключительно для оптического, а не политического обмана; искусственное оживление ландшафта было в моде).

В Каневе императрицу поджидал польский король. Они не виделись 25 лет и с тех пор оба переменились не только внешне, но и в своих чувствах друг к другу. Станислав-Август, понимавший, что корона весьма непрочно сидит на его голове, добился дипломатического свидания с Екатериной II с гораздо большим трудом, чем некогда добивался от нее свиданий любовных. Желая сохранить инкогнито, он обратился к присланным за ним генералам:

— Господа, король польский поручил мне представить вам графа Понятовского.

Впрочем, его инкогнито не совсем вязалось с торжественностью приема. Король был принят Екатериной II на императорской галере в присутствии всех иностранных послов. После взаимных поклонов, одинаково холодных и гордых с обеих сторон, сердце императрицы дрогнуло. Она ласково взяла Станислава под руку и увела в свой кабинет, где они беседовали полчаса. За обедом оба были грустны. При выходе из-за стола король взял из рук пажа перчатки и веер императрицы и подал ей; затем стал искать свою шляпу и никак не мог найти ее. Екатерина, заметив это, велела принести шляпу, и сама подала ее королю. Принимая свой головной убор, Станислав-Август со вздохом сказал:

— Когда-то, ваше величество, вы пожаловали мне другую шляпу, которая была гораздо лучше этой.

Он пригласил ее на бал, устраиваемый им, но Екатерина II отказалась. «Пора милостей для него миновала!» — заметил Сегюр.

С наступлением темноты на Каневской горе было устроено необычное зрелище — императрица и ее гости могли наблюдать извержение вулкана. Сто тысяч ракет были взорваны на вершине горы, и горючее вещество устремилось вниз подобно лаве по специально прорытым канавкам.

В Кременчуге Екатерину II ожидало зрелище больших маневров под руководством Суворова. В них участвовало 45 эскадронов конницы и многочисленная пехота. Хорошо обученные солдаты в новеньком обмундировании, в строгом порядке двигались четырьмя колоннами. Впереди шла цепь стрелков и рысил казачий отряд. Затем, предположив, что приближаются значительные силы неприятеля (турок), колонны перестроились в четыре большие трехшеренговые каре; казаки отступили за колонны и, построясь фронтом в одну шеренгу, стали в их интервалы таким образом, что весь боевой порядок имел вид четырех бастионов и двух куртин[38]; артиллерия расположилась в углах каре. Когда воображаемые турки окружили каре, войска открыли сильный огонь, после чего каре двинулись вперед, а казаки, опустив пики, с гиком бросились на «опрокинутого» неприятеля, чтобы довершить его поражение.

Екатерина II не скрывала своего восхищения. В порыве радости она во всеуслышание обратилась к Потемкину: «От Петербурга до Киева мне казалось, что пружины моей империи ослабли от употребления; здесь они в полной силе и действии». А Гримму она писала: «Мы нашли здесь 15 тысяч человек превосходнейшего войска, какое только можно встретить».

Императрица пожелала видеть Суворова. Не любивший показухи, Александр Васильевич не удержался от выходки. На вопрос Екатерины, чем она может отблагодарить его, он, кланяясь, ответил, что задолжал три рубля за квартиру, которые и просит матушку заплатить. Императрица, привыкшая к странностям «своего генерала», рассмеялась и пожелала, чтобы он сопровождал ее в дальнейшей поездке.

После почти безлюдного степного пространства всех приятно поразил вид недавно заложенного Херсона. Екатерина II увидела уже почти законченную крепость, казармы на 80 тысяч человек, адмиралтейство, арсенал с 600 орудий, два военных корабля и фрегат, снаряженный к спуску, целый торговый город с 2 тысячами домов и лавками, полными греческими, турецкими, французскими товарами, гавань с 200 судов и 18 тысячами рабочих. Здесь же ее ожидал австрийский император Иосиф II, скрывшийся под именем графа Фалкенштейна. Он не мог прийти в себя от изумления: «Какое странное путешествие! Кто бы мог подумать, что я вместе с Екатериной II, французским и английским посланниками буду бродить по татарским степям! Это совершенно новая страница в истории!». Суворов был представлен ему вместе с другими лицами свиты и беседовал о политике и войне. Император нашел, что Суворов очень умен.

Из Херсона Екатерина выехала в Крым, где пожелала, чтобы ее охраняли непременно татары — враги христиан, презиравшие женщин и недавно лишь покоренные ее власти. Это проявление доверчивости не имело плохих последствий. Из Крыма она тронулась в обратный путь.

В Полтаве Императрица рассталась с Потемкиным и Суворовым. В связи с трениями, возникшими между Россией и Швецией, войска разыграли перед Екатериной Полтавскую баталию. Прощаясь, Екатерина пожаловала Потемкину титул князя Таврического, а Суворову табакерку со своим вензелем. «А я за гуляние получил табакерку в 7 тысяч рублей», — иронически сообщал Суворов родным и знакомым. Маневры делом не считал.

Вторая турецкая война (1787–1790)

Победа — враг войны.

Суворов

Кучук-Кайнарджийский мир не был прочным и превращался в фикцию по мере того, как утрачивали силу основные его статьи, касавшиеся независимости Крыма; присоединение Крымского ханства к России нанесло ему последний удар. Дальнейшее соблюдение мирных условий стало невыгодно как Потемкину, желавшему сделать следующий шаг по осуществлению своего «греческого проекта», предусматривающего полное изгнание турок из Европы, так и султану, чей авторитет халифа[39] был сильно подорван переходом Крыма в руки неверных. Поездка Екатерины II на юг еще более обострила отношения. В Турции восприняли ее как предвестник дальнейшего расширения России на юге за счет турецких владений. «Нечему удивляться, что, несмотря на ваши мирные уверения… Порта принимает благоразумные предосторожности, — говорил Потемкину Сегюр. — Поставьте себя на ее месте… Если бы султан приехал в Очаков с своими визирями, с могущественным союзником, с грозным флотом и 150-тысячною армиею, то, разумеется, это вас бы несколько обеспокоило; вы стали бы настороже и принялись