«Жизнь – счастливая сорочка». Памяти Михаила Генделева - Елена Генделева-Курилова

шатнувшись прежде чем упасть

непевчая как ангел птица

откроет и закроет пасть

и распахнет ночные очи

и два крыла по следу ночи

по следу теплому войны

и выдох – черный облак пара

из уст просыплется шофара

и ляжет подле тишины.

Тогда на горбе дромадера

– и вид его невыносим —

и вылетит заря – химера

приплясывая на рыси

на холме пепельном верблюда

переломив хребет Джаблута

в бурнусе белом мертвеца

разбросив рукава пустые

по каменной летит пустыне

с дырою розовой лица.

И вся она хамсина стая

и по тому что тишина

вязь трещин черно-золотая

по скорлупе нанесена

и вся она – хамсина стая

и за спиной ее летая

оттягивает косы визг

назад до кости обнаженной

дабы – открывшись – лик тяжелый

под теменем ее провис.

Стансы бейрутского порта

I

Еще я вспомню этот порт

где над заливом запах серы

где сладко жмурится сефард

на остов итакской галеры

ей рак морской отъел корму

нос губы щеки и команду

сефард – купец вольно́ ему

злорадствовать негоцианту

а над галерою второй

не чаек но ворон кривлянье

на юте надпись над дырой

«Метафора» – чего – зиянье.

II

На мол послали эту часть

цвет спешенных младобородых

все и легли – не все но часть —

был греческий огонь на водах

а часть уселась на молу

и в жабры дым пустой толкали

прибой нес легкую золу

и черным был осален камень

и рыба битая как дичь

качаясь щекотала пятки

о чем и думали – опричь

бессмертия – что все в порядке.

III

Что поражает на войне —

обилье тварей интересных —

их – умерших в своей стране

и нас – по месту смерти местных

а поражает на войне

обилье тварей интересных:

нас огнь – но их уже вдвойне

по убиенью бессловесных!

а поражает на войне

что нагулявшись на свободе

назад приходит смерть – извне —

чтоб нас своей вернуть природе.

IV

У нас веселие в крови —

чужой – на! на потеху пирсу —

не нашей крови так лови

вечор обжаренную крысу!

и я смеялся потому

что стань за честь кокарды воин

я кошку кинул бы ему

чем счет гармонии удвоил.

V

Вода приснилась – тоже где

нашла присниться и успела

она держала на воде

что плавало и что хотела

валы покойные воды

не шевелясь на ней лежали

сирены голоса как льды

высоко над собой держали

как дети слепо – девки зря

я топ и думал обреченно:

что Ориону тропаря

и что ему до Ариона

но – голоса сирен низки

но – фальшь слышна при каждой вторе

проснуться рано что ни зги —

что слишком близко носит море.

VI

Их выносило по утрам

а мы не подбирали падаль

вдали что каждый выбирал

читали – дабы взгляд не падал

а в ослепительной дали

зачеркнутой по ходу действа

в залив вмерзали корабли

спаленного Адмиралтейства.

VII

С поверхности портовых вод

снять розу с ароматом рыбы

и – розовую – будет род

поступка скользкого пошиба

но финикийскую луну

мы пережили – а бросала

не лапа ль старика в волну

цветок конечно тот же самый

и об отчизне мы впервой

поразмышлявши глянем – Боже!

в пролет небес над головой

и каску отстегнув отложим

и нам откроется: не смерть

отчизна нам не мать-землица

а небеса над ней как твердь

они низки и крестик птицы

и бросим розу на броню

а нас у вод чужой столицы

запомним – белый крестик птицы

запомним и – в петлицу дню.

Вавилон

I

Снег каменный спускается покамест

дабы прожить по памяти и легче

вола молчания увидь и ткнись руками

в мычание неразделенной речи

– ночной язык —

я помню день вчерашний

мы до рассвета голосов не подымали

покуда ночь под циклопическою башней

перестилалась белыми дымами

снег каменный спустился ниже падать

нам

нет

теней

в долине небосклона

ни нас нет

ни теней

читай на память

о вспять текущих реках вавилона.

II

Тишина

такой была

что

еще такой случиться

только б билась и жила

между горлом и ключицей

кто он

постоялец, да

в месяца иссинем свете

дернись я

и он тогда

выдаст даст себя заметить

крикни я «Мария!»

сна

разве помня

гаркни дико

отделится тень темна

с озаряемого лика

грохнувши

взойдут крыла

древней неземной работы

в клюв порфирного стекла

рот

разинется зевотой

выгнет

город вавилон

пепельную свою шею

отшатнуться

не успею

зашипит в лицо Грифон

III

Черпай

ненасытною пастью

во тьме накатившей под грудь

о не объяснится несчастье

отсутствием счастья

отнюдь

и не объясняй!

поперечья

не видно

на взгляд из глазниц

ты глина от глин междуречья

под клинопись новых таблиц

а тьма – это тьма а не где-то

заблудший огонь

повтори:

не свет

не отсутствие света

и не ожиданье зари.

IV

Первыми голуби

змейка песка

вытекла медленно

близкие те кто

что вы?

куда вы?

крепь не крепка?

то, архитектор, на шермака

архитектор?

балки чудовищны

крепи крепки

кошка ли – визг этот нечеловечий?

Господи!

кто возводил потолки?

Господи

не убирайте руки —

или

нас всех

изувечит

в небо

все шире небесный пролом

в небо

где нет ничего его кроме

в небо

сдувает – как шапки с голов

головы идолов

и

наголо

раззолоченные кровли

вниз

не смотря

все давно уже низ

вспомнил