Кино для чайников - Алексей Андреевич Гравицкий

Вагон – это хорошо. Но мало. Значит, надо искать узкую улицу, желательно с поворотом. И не просто с поворотом, а чтоб на фоне была церковь с маковками. Без маковок я не согласен. Вот такой вот режиссерский произвол. Эх, молодость.

И поплелись локейшен-менеджеры по городам и поселкам Екатеринбургской области. Правда, в то время они назывались просто замдиректора-ми по объектам, но собачей сущности должности это не меняет.

Уж не знаю, чего им это стоило, сколько километров они намотали, сколько раз поминали меня незлым тихим словом, но они все же нашли великолепное место в маленьком и красивом городе Кунгуре. И все там было: и улочка, и церковь с маковками. И почти не было проводов на фоне, которые пришлось бы убирать с помощью компьютерной графики – дело было в нулевых, и графика стоила очень дорого, да и не было еще столько умельцев. Словом, не место, а красота.

Но была маленькая загвоздка. Здание, мимо которого должны были ехать купцы, называлось городской администрацией. И уверенности в том, что государственные мужи обрадуются тому, что их здание засыплют мукой, перегородят движение на день и с криками будут кататься у них под окнами с алкоголем и, напоминаю, с девками, не было. Значит, надо было идти к ним и договариваться.

И тут Сергей был неумолим. «Ты идешь вместе со мной», – сказал он знаменитым бандитским голосом. И мы пошли.

Толку от меня, правда, было мало. Вся городская администрация – от главы до секретарши – радостно фотографировалась с ним, а я надувал щеки и загадочно смотрел вдаль, изображая творческую задумчивость.

Когда мы вышли, я поинтересовался, зачем я ему был нужен. «Придумал – страдай», – ответил он. И я согласился.

Дни съемок потекли своим чередом. Где-то там, далеко, ехал к нам вагон муки, примерялись шубы, велись поиски бутылок для шампанского, шел кастинг коней, купцов и девок.

Но тут на сцену вышел батюшка той самой церкви с маковками, о которой я так долго мечтал.

– Не позволю, – пробасил он с непередаваемым уральским акцентом. – Не позволю хлеб сыпать на мостовую! Кощунство это есть!

Сказал – и удалился.

Все замерли. Продюсеры с ненавистью смотрели на меня, второй режиссер Миша в тихой истерике полез в КПП переделывать план съемок.

– Ну вообще-то он прав, – заметил Сергей. – Я, между прочим, верующий. И поперек его решения не пойду.

– Может быть, не стоит снимать эту сцену, – робко заметил директор. – Тем более что и в сценарии ее нет.

– Она существовала в реальности, – горячо затараторил я, чувствуя, как моя фантазия от меня ускользает.

Окружающие смотрели на меня кто с грустью, кто с торжеством, ожидая, когда же я смирюсь с реальностью.

– Идея! – воскликнул я.

– Не пойду, – отрезал Сергей.

– Погоди! А если вместо муки сыпать крахмал? Это же не совсем хлеб? То есть совсем не хлеб! Его из картошки делают! Картошку же можно на землю сыпать! Она из нее растет! Это же богоугодно!

Мой многострадальный товарищ-актер хмыкнул.

– И все равно не пойду!

Один из продюсеров вздохнул, перекрестился и отправился к батюшке обсуждать с ним тонкости производства крахмала.

К вящему удивлению всех, крахмал батюшку устроил. Я снова был на коне и продолжал двигаться к своей ускользающей мечте о снеге, лошадях, купцах и девках.

И вот настал день съемки. Я опущу процесс поиска вагона крахмала и обмена его на вагон муки, как и разработку логистики перевозки на грузовиках сотни мешков от станции до места съемок. Для всего этого в кино есть доблестная и многострадальная администрация. Вот кем никогда бы не хотел работать. Какой-то идиот режиссер придумал, а ты мучайся. Но они справились, и низкий им за это поклон.

Итак. День съемок. Я приезжаю на площадку и застываю от восторга. Улица летнего города белым-бела. Крахмальный снег покрывает мостовую, по обочинам сугробы. Окна запорошены, и даже деревья в саду церкви покрыты белым. Посередине улицы стоит и задорно отфыркивается запряженный в сани вороной конь.

Ко мне подходит белый от крахмала продюсер, все утро лично потрошивший мешки, закуривает и говорит: «Ты, конечно, гад, но это потрясающе».

Я радостно киваю.

И начинаю работать.

Чтобы вся эта красота сработала в кино, необходимо много всякого. Нужно определить, как едет кран, откуда и докуда класть рельсы, как не уронить этот самый кран с этих самых рельсов. Нужно объяснить кучеру, управляющему конем, как именно должны ехать сани – где притормозить, где ускориться. В какой-то момент я понимаю, что лучше объяснить это непосредственно коню. Потому что тот, в отличие от кучера, хотя бы трезв как стеклышко. Не забыть про актеров, которым жарко в летний день в шикарных бобровых шубах, и они ни в какую не желают проникаться бесшабашной радостью екатеринбургских купцов. Напомнить группе не ходить по крахмалу, потому что остаются следы. Напомнить администрации, что если я увижу в кадре хоть одного человека в современной одежде, то лично его разорву на кусочки, а она, администрация, будет меня отмазывать. Словом, я занимаюсь всем тем, что некоторые по наивности своей называют творчеством.

И вот все готово.

Мотор! Камера! Начали!

Из-за поворота плавно выезжают сани, запряженные вороными, как смоль, конями. Крахмал снежными фонтанчиками летит из-под копыт. За полозьями вьется тонкая дымка поземки. Красномордый купец откупоривает бутылку шампанского, девки радостно подставляют бокалы под пенную струю.

Я сижу, замерев, у монитора. Вот оно. То, ради чего все затевалось, ради чего мучились и ругались. Ловлю радостные и восхищенные взгляды группы, столпившейся у монитора.

Мы сделали это!

Стоп! Снято!

Все радостно кричат. Это было классно. Мы смогли чуток приблизить историю. Почувствовать ее сами и дать почувствовать зрителю. Но радоваться рано – кроме общего плана, конечно, самого сложного, нужно снять еще много.

И тут…

Тут происходит именно то, ради чего эта история и рассказывается.

Внезапно начинается дождь. Нет, даже не дождь… У меня нет слов, чтобы описать это явление. Внезапно разверзаются хляби небесные, и крахмал смывает в считаные секунды – со стен, с мостовой, с деревьев. И только тонкая белесая струйка, текущая между камнями мостовой, напоминает о том великолепии, которое только что тут было.

Вот и все.

Никогда мне не забыть по-детски обиженного взгляда продюсера. «Как же так? Мы так старались. И у нас почти вышло». Хороший у меня