Цель поэзии. Статьи, рецензии, заметки, выступления - Алексей Давидович Алёхин

«Арион», 2002, № 3

Сапгир после Сапгира. Вступительная заметка к посмертной публикации Генриха Сапгира

Свою последнюю, до сих пор не изданную книгу «Проверка реальности» Генрих Сапгир писал с весны 98-го по октябрь 99-го: в Москве, в Германии и Франции, в подмосковном Красково, снова в Москве. В ней он воплотил свой последний по времени экспериментальный замысел, о сущности которого сам написал в предисловии к своей последней прижизненной арионовской публикации (1999, № 1). Я помню, как эти заметки дописывались им на крошечной терраске красковской дачи. Там еще алело блюдо с ягодами на краю стола.

Всею своей судьбой, дружбами, пристрастиями; множеством формальных признаков своего письма Сапгир принадлежал к русскому поэтическому авангарду, его последней волне. Но, в сущности, был как раз тем или одним из тех, кто подвел под ним черту. И обнаружил пути возвращения от повисающих в безвоздушном пространстве лабораторных экспериментов к коренным задачам поэзии.

Фундаментальное заблуждение адептов – а теперь это главным образом эпигоны – классического авангарда в оценке его состоит в том, что это – новое искусство, идущее на смену «старому». На деле радикальный авангард всегда, даже и в годы своего наивысшего расцвета, явление по сути маргинальное: яркое, но возможное лишь на фоне («на полях») течений более умеренных и органичнее связанных с традицией. Он порождает порой и правда изумительный инструментарий, но призванный не сменить, а обновить древнее искусство поэзии. К тому же набор этих инструментов невелик, что даже не во втором, а уже и в первом поколении авангардистов сплошь и рядом порождает эпигонов.

Сапгир не был эпигоном. Но не был и продолжателем. Его опыт это опыт не столько развития, сколько выхода из авангарда, заполонившего было всю левую часть поэтического спектра (хотя сам он, видимо, полагал иначе). Опыт возвращения от бесконечной погони за новизной приема, давно уже сделавшейся рутинной, к тому, что и послужило некогда отправной точкой авангардистских поисков: к новизне высказывания. Отчасти именно эту роль Сапгира в современной поэзии имел в виду ныне покойный Виктор Кривулин, назвав его зачинателем «эры поставангарда» в своем послесловии к посмертной публикации сапгировских стихов в «Арионе» (2000, № 1).

Такой взгляд на творчество Сапгира разделят не все. Множество поклонников ценили его именно за прием – почти всегда радикальный и яркий. В иных стихах этот прием и правда присутствует чуть ли не в чистом виде: эмоциональный, увлекающийся художник, с пристрастием и вкусом к языковой игре, Сапгир бывало и заигрывался, и заговаривался – тоже не без артистизма. Но неизменно возвращался из атмосферных языковых полетов на твердую почву чувства, образа и смысла. В его стихах под яркими, порой даже и анилиновыми, одежками слов всегда просвечивала натура: что и отличает подлинную поэзию от штукарства. Именно стремление возможно полней воплотить натуру, передать живое чувство и составляло предмет его исканий; это ради них затевался эксперимент – а не ради словесного инструмента, которым можно полюбоваться.

В нынешнем ноябре Генриху Сапгиру исполнилось бы 75 лет. Его уже четыре года нет с нами. Но стихи его и сейчас представляют не исторический, но актуальный интерес. Ибо в них, перелопативших опыт авангардистов-предшественников, намечен вариант разрешения одной из главных художественных коллизий минувшего века – и возможность движения в новый век с учетом и открытий, и заблуждений предыдущего.

Насколько мне известно, у Сапгира не оказалось эпигонов. И это также говорит за то, что главной пружиной его творчества был не прием, который всего легче поддается копированию, но нечто более глубокое и содержательное – и куда более трудное для воспроизведения.

Авангард с его претензией на всемирное торжество ушел (пока что главным образом – в масскультуру). Сапгир и его стихи, неотделимые от проверяемой реальности, – остались.

«Арион», 2003, № 3

Город женщин?

Года три назад лондонский журнал Modern Poetry in Translation предложил мне принять участие в составлении антологии новой русской поэзии. Я согласился. Но немного спустя английские коллеги сообщили, что денег дали только на «женскую» антологию. От участия в этой затее я отказался и написал почему. Антология вышла, а в ней, к чести составителей, напечатали и перевод моего письма. Мне показалось, что воспроизвести его здесь[19] имеет смысл – хотя бы для того, чтобы коснуться поднятой моей коллегой проблемы и «мужским» голосом…

Не скрою: сама затея составить и перевести на английский антологию русской «женской» поэзии меня удивила.

Мне всегда казалось, что отдельно женскими бывают разве что раздевалки в бассейнах и общественные туалеты – по причине естественной стыдливости. А в поэзии вроде стыдиться нечего.

По крайней мере, в русской поэзии, особенно ХХ века, женщины присутствовали всегда – и нередко на первых ролях (Зинаида Гиппиус, Марина Цветаева, Анна Ахматова, Белла Ахмадулина, перечень еще продолжим). И с точки зрения читательских пристрастий водораздела тоже не провести – нельзя сказать, что читательниц больше привлекают стихи поэтов женского пола или наоборот. Вот творчество нашей молодой современницы Веры Павловой, например, явно выше оценивают мужчины – ну и что?

С другой стороны, и впрямь именно за минувший век женские поэтические голоса из отдельных вкраплений превратились в мощную и неотъемлемую составляющую лирического хора, так что впору говорить о явлении. Но ведь то же случилось и едва ли не во всех прочих областях духовной, материальной и социальной жизни: в голову ж не придет выпустить сборник трудов женщин-математиков.

Поэзия русская сегодня и правда в полном смысле детище гетерогенного брака. Поэты-женщины в ней не просто присутствуют, но и в огромной мере определяют ее лицо, ее темперамент, сами пути ее развития. И неслучайно в редактируемом мною журнале поэзии «Арион» (единственный общероссийский профессиональный поэтический «толстый» журнал, ежеквартально выходит с 1994 года) женских имен не меньше, чем мужских: мы не стремимся к политкорректному паритету – мы просто отбираем и печатаем лучшие стихи.

Русскую поэзию конца ХХ – начала XXI века невозможно представить без стихов Инны Лиснянской, Олеси Николаевой, Татьяны Бек, Елены Ушаковой, Елены Шварц, Светланы Кековой, Ирины Ермаковой. В последние десять лет свои пронзительные, ни с чем и ни с кем не смешиваемые ноты внесли в этот хор голоса Веры Павловой, Елены Фанайловой, Ольги Хвостовой, совсем юной Марии Кильдибековой… Но все же вычленять их из общего текста и контекста в отдельный «женский» номер «Ариона», равно как и в антологию, я бы ни за что не стал.

Во-первых, потому что поэзия – это целое. Вообразите себе постановку оперы, где были б опущены все мужские партии. А