Потерпевшие победу. Советские либералы и крах демократии в России (1987–1993 годы) - Гийом Совэ

активистов как «подстрекателей к незаконным забастовкам». В качестве жеста доброй воли по отношению к новому партнеру Ельцин лично обратился к шахтерам с просьбой прекратить забастовку, тем самым положив конец любым перспективам политических преобразований путем народного давления «по-польски». В ДР началась дискуссия о пересмотре позиции коалиции по отношению к Ельцину: не лучше ли занять самостоятельную позицию, даже если это означает противостояние Горбачеву и Ельцину? Победил противоположный вариант, за укрепление власти реформаторов. Было решено, что ДР должна поддержать демократического реформатора, чтобы обеспечить ему победу над «консерваторами», особенно на выборах нового Президента России, намеченных на июнь. При поддержке ДР Ельцин набрал 57,31% голосов, значительно опередив своих соперников. После выборов группа лидеров ДР во главе с Юрием Афанасьевым, Леонидом Баткиным и Юрием Буртиным предложила занять самостоятельную позицию, которая позволила бы оказывать давление на Президента России с тем, чтобы он действовал демократично и проводил обещанные им реформы[452].

19 августа 1991 года группа высших советских руководителей, воспользовавшись отпуском Горбачева в Крыму, захватила власть и ввела чрезвычайное положение, чтобы «спасти» СССР от реформ, угрожавших его целостности. Позже выяснилось, что КГБ подготовил специальный список из 70 человек, подлежащих аресту, в том числе Ельцина и его главных советников, а также нескольких руководителей ДР, включая Афанасьева и Баткина. Нежелание армии выполнять приказ путчистов позволило Ельцину избежать ареста и вернуть себе инициативу. Опираясь на свою легитимность новоизбранного президента, он собрал вокруг себя видных деятелей армии, а также нескольких депутатов-демократов, которых поддержали десятки тысяч сторонников, в основном из образованной городской элиты, забаррикадировавшихся в здании парламента. Столкнувшись с такой решительной оппозицией, которую можно было смести только в кровавой бойне, попытка путча потерпела крах через три дня. Ельцин, коронованный как герой демократии, вышел победителем из этих событий в борьбе с дискредитировавшим себя Горбачевым, который выглядел в лучшем случае жертвой, а в худшем – пособником путчистов[453]. Ельцин воспользовался возможностью и добился роспуска Коммунистической партии. Вместе с ним рухнули все советские политические институты: Съезд СССР, Верховный Совет, Совет Министров. Вплоть до роспуска СССР в декабре Горбачев фактически был президентом без страны.

Для активистов ДР это была долгожданная победа. В эйфорической атмосфере, последовавшей за августовскими событиями, даже самые критичные по отношению к Ельцину либералы признали его своим героем. Год спустя Буртин свидетельствовал:

Вспоминаю августовские дни прошлого года, сначала мучительно тревожные, затем исполненные радостного подъема. Впервые в своей жизни мы испытали тогда чувство полного единения с высшими руководителями России. Мы не хотели вспоминать ничего из того, что прежде ставили им в упрек. Мы любовались, мы гордились ими. Это были наши боевые товарищи, это была – можно ли было сомневаться? – народная, демократическая, наша власть! Такой полнотой общественного доверия не располагало, наверное, ни одно правительство на Руси![454]

Однако медовый месяц оказался недолгим. Осенью 1991 года возобновились споры о новой политической роли ДР и ее взаимоотношениях с правительством Ельцина. Каково должно быть направление демократического движения после победы над его главным противником – Коммунистической партией СССР? Этот вопрос стал предметом ожесточенных дискуссий. Так, на своем II съезде в ноябре 1991 года ДР пережила первый раскол, когда несколько партий вышли из нее в знак протеста против поддержки коалицией распада СССР и отказа от преобразования в профессиональную политическую партию[455]. Большинство членов ДР считали, что должна продолжать действовать широкая коалиция, основанная на мобилизации населения, чтобы поддержать реформы, создать гражданское общество и противостоять «красно-коричневой» угрозе – так в то время называли альянс коммунистов и националистов в парламенте. Весь вопрос, однако, заключался в том, как этого добиться. Как и осенью 1989 года, либеральная интеллигенция разделилась на сторонников стратегии укрепления власти реформаторов – в новом контексте безоговорочной поддержки Ельцина – и сторонников стратегии независимого позиционирования, даже если это означало переход в оппозицию к реформаторам, чтобы заставить их выполнять свои обещания. Ставки были крайне высоки, проблема выходила за рамки тактических соображений, связанных с политической ситуацией: дебаты осени 1991 года выражали два видения политического конфликта в демократическом обществе. И, что характерно для того времени, в тогдашнем дискурсе эта проблема была сформулирована в моральных терминах. В самом известном эпизоде этих дебатов либералы критиковали друг друга за склонность к двум противоположным формам «блуда»: блуду борьбы и блуду слияния.

Два блуда

26 октября 1991 года литературовед Мариэтта Чудакова выступила в МТ с полемическим докладом, который через четыре дня занял целую полосу в многотиражной «Литературной газете» под заголовком «Блуд борьбы»[456]. В подзаголовке сразу же сформулирован главный аргумент: «Борьба демократов друг с другом разрушительна. Она подтачивает доверие народа». По сути, автор утверждает, что демократические силы должны сплотиться вокруг Ельцина и его правительства, чтобы помочь им преодолеть сопротивление консервативных сил и провести экономические реформы. Для этого демократы должны преодолеть свою дурную склонность к оппозиции – тот самый «блуд борьбы» – и воздержаться от публичной критики Ельцина, даже если они не одобряют его действий. Этот аргумент, поясняла Чудакова, был вызван возмущением, которое она испытала, прочитав статью Леонида Баткина, опубликованную несколькими днями ранее в «Литературной газете»[457], в которой он выдвинул гипотезу о молчаливой поддержке Горбачевым путчистов. Зачем же подвергать столь жесткой критике человека, заслуживающего восхищения за его «акт личной воли и личного мужества»[458], человека, решившего выступить против путчистов? Такая несправедливая критика великих людей и великих дел, по ее мнению, явно оказывается продолжением «методологии склоки», принятой интеллигенцией при Сталине и заключающейся в выражении только «отрицательной эмоции». Такое отношение к советскому режиму, по ее мнению, было вполне оправданным раньше, но «создавшаяся после августовских дней совсем новая ситуация требует изменения тональности». Теперь, когда к власти в России пришли демократические силы, интеллигенция должна отказаться от склонности к оппозиционности. В то время как «большевистские структуры» стремятся к консолидации с «силами националистическими», утверждала она, демократам следует «сплотиться вокруг президента России и для начала помочь ему произвести первые радикальные <…> и потому непопулярные экономические действия». Сохранить доверие народа к демократии – «личная ответственность» демократов, настаивала Чудакова, поскольку это «едва ли не самое важное достижение постсоветского шестилетия». В своем выступлении перед МТ она призвала политический клуб элиты либеральной интеллигенции Москвы возглавить объединение демократических сил в поддержку Ельцина.

По мнению Чудаковой, демократическим силам необходимо консолидироваться на общей основе, которую излишне преувеличенный критический дух заставляет упускать из виду: «Будто нечувствительны [мы] стали к важнейшим отличиям тоталитарной власти от