Люди на карте. Россия: от края до крайности - Владимир Дмитриевич Севриновский

«У археолога нет цели раскопать все и сейчас. Это как охота на зверей, занесенных в Красную книгу»

В 1934 году, незадолго до смерти, Владимир Гиляровский выпустил книгу воспоминаний «Друзья и встречи». В ней много историй о Толстом, в дом которого дядя Гиляй был вхож, и, среди прочего, сказано: «Недаром ведь, когда через шестьдесят лет после того, как он жил в этих местах, Толстой ушел из Ясной Поляны, покинул роскошь, славу и почет, железнодорожный билет, найденный в его кармане, был до Владикавказа: он стремился в казачьи станицы!» Откуда Гиляровский это взял, мне неведомо. В толстовских архивах сведений о таком билете нет, а если судить по воспоминаниям свидетелей, его и быть не могло. Скорее всего, старый журналист что-то напутал. Но история с билетом до Владикавказа пустила глубокие корни на юге России, в тех местах, где будущий писатель был одинок и несчастлив, но, по собственным словам, изведал высочайший взлет мысли, впоследствии сделавший его автором «Войны и мира» и «Анны Карениной».

Весь Кавказ ныне считает Льва Толстого своим. Казаки думают, что он ехал в их станицы. Дагестанцы уверены, что он, отрекшись от православной церкви, собирался принять ислам, и даже используют имя классика для обращения в свою веру. Чеченцы убеждены, что он направлялся к ним, надеясь снова увидеться со своим кунаком Садо. Благо, станица Старогладовская, где когда-то жил писатель, находится в Чечне, о музее Толстого заботятся чеченцы, и даже сам гранитный Толстой возле музея отчетливо похож на горца. Билету посвящают целые сборники стихов:

Старик уходил от дряни,

Бежал от чужого глаза.

Лежал у него в кармане

Билет до Владикавказа…

Они во многом правы. Лев Толстой действительно вернулся на Кавказ – через два года после смерти, когда увидела свет его последняя повесть «Хаджи-Мурат». Только сделал он это не для того, чтобы обратиться в ислам или примкнуть к какому-либо другому лагерю, ведь истинная любовь не различает лагерей и не нуждается в них. Эта повесть – лекарство без срока годности, исцеляющее от враждебности по отношению к кавказцам. Она помогает понять их, а ненависть возможна лишь в непонимании. Кажется, что «Хаджи-Мурат» написан вчера, и автор иронизирует над недавними чеченскими кампаниями. Но Толстой уже был выше иронии. Он спокойно и обстоятельно показал, что при всех внешних различиях предводитель бунтующих горцев мало чем отличается от российского самодержца, а заложник царской власти – от кавказского пленника. Пугающая злободневность этой повести – лучшее доказательство того, что с тех пор почти ничто не изменилось. Иначе и быть не могло, ведь «каждая власть основана на насилии и каждая власть поэтому дурна». Просто не надо пускать ее в свою жизнь ни как источник незаслуженных благ, ни как козла отпущения, на которого можно свалить свои неудачи. А потому я завершу эту историю другой нестареющей цитатой из Льва Николаевича: «Чтобы положение людей стало лучше, надо, чтобы сами люди стали лучше. <…> Внешняя же общественная деятельность, в особенности общественная борьба, всегда отвлекает внимание людей от внутренней жизни и потому, всегда неизбежно развращая людей, понижает уровень общественной нравственности, как это происходило везде и как мы это в поразительной степени видим теперь в России».

Часть третья

Юг

Начинается Юг на равнинах Ростовской и Астраханской областей, по духу мало отличающихся от российского Запада. В степях цветут тюльпаны, а в пойме Волги распускаются лотосы и летают стаи пеликанов, но люди почти те же. Порой они кажутся даже более русскими, чем жители Средней полосы. Между этими областями – Калмыкия, осколок далекой буддистской Азии, чудом перенесенный в Европу. Еще южнее начинается Кавказ – узкая гористая местность между Черным и Каспийским морями. Чем дальше, тем больше удивительных традиций и живого фольклора. Лучше всего они сохранились на самом краю – в Дагестане. Но и соседям есть что показать – суфийские обряды чеченцев, изобилие средневековых башен в Горной Ингушетии, народная вера осетин, музыка и современное искусство Кабардино-Балкарии, огромные табуны Карачаево-Черкесии… Со стороны Кавказ кажется монолитным, но разница между здешними республиками не меньше, чем между государствами Западной Европы. Кому-то изобилие культур покажется избыточным. Оно действительно порождает конфликты – но и подпитывает страну жизненными силами, позволяет выживать в меняющихся условиях. Под оболочкой растущей религиозности проглядывают корни, общие для всей России. Как в Бурятии, Якутии или в рощах Средней полосы, на священных местах тут развеваются многоцветные ленточки. Дагестанский праздник первой борозды похож на одноименный обряд в Удмуртии. Даже нередкая присказка «у вас, в России» роднит Юг с Востоком. Соседствующие культуры неизбежно смешиваются. Завоевание Кавказа в XIX веке сделалось возможным лишь когда русские войска восприняли местные обычаи и, по сути, стали еще одним кавказским народом. Однажды на рынке у крепости Грозной солдаты повздорили с чеченцами. Прибежавшие на шум пехотинцы из другого полка ввязались в потасовку – на стороне горцев. Один из них так объяснил этот странный поступок: «Чеченцы – наши братья. Мы с ними уже двадцать лет деремся!» Сами кавказцы тоже менялись под влиянием русских. Посиделки на кухне в махачкалинских квартирах неотличимы от излюбленного досуга советской интеллигенции, а самовары встречаются чаще, чем в любой другой части страны. Только все официозное здесь не приживается, упрямо превращаясь в самопародию. Поэтому новости с Юга отвращают от него многих, кто там не бывал. Но стоит приехать – и понимаешь: у этого региона большая душа.

Если для северян божественное растворено в природе, на Юге бог – это сосед. Седой аксакал с кривой клюкой, могущественный, щедрый и обидчивый. Кем бы ты ни был, с ним надо считаться. Ошибка обойдется дорого, ведь тут, как нигде в России, соседствуют радость и боль, дружба и предательство. Теплая, залитая солнцем земля дарит и хорошее, и дурное. Ветви деревьев сгибаются под тяжестью плодов, народы, говорящие на разных языках, рассыпаны в таком изобилии, словно Вавилонская башня рухнула именно здесь, и ее кирпичики тут же растащили по сотням других, не менее хаотичных строек. Люди легко рождаются и так же легко умирают. За десять лет Юг может измениться больше, чем Север за столетие. Удивительные истории прорастают всюду, как цветы. Надо лишь собрать из них букет.

Москва – Беслан

– Ты че такой бледный? Боишься, что тебя убьют? Не бойся, нас всех убьют.

Солдатик с острым живым лицом