Дурман Востока: По следам Оруэлла, Конрада, Киплинга и других великих писателей, зачарованных Азией - Давид Хименес

полностью перегородила большая куча песка. Бригадир рабочих, злобный вьетнамец, сказал, что его смена закончилась и что дорогу откроют только завтра. Я попробовал себя в роли любезного иностранца, затем иностранца злобного и, наконец, коррупционера, раз за разом возвращаясь к нему в палатку и увеличивая сумму взятки за то, чтобы рабочие расчистили дорогу.

Рафа, откинувшись на кресле, посоветовал мне смириться.

– Если ты попал в безвыходную ситуацию, не суетись, – произнес он девиз всех лаосцев.

– Ты слишком долго прожил в этой стране.

Вьетнамец отверг все мои посулы, и дорога стала доступной только утром. Мы продолжили путь и через несколько километров повстречались с группой хмонгов. В годы вьетнамской войны ЦРУ обучала представителей этого народа бороться с коммунистами. У некоторых из встреченных нами бойцов были старые автоматы, оставшиеся от тех времен. Хмонгов, как и мьянманских каренов, предали: в обмен на их помощь им обещали новую родину в Индокитае, но, после того как в 1975 году США оставили Сайгон, хмонги оказались предоставлены своей судьбе. Тысячи были убиты вьетнамцами и лаосцами при попытке бежать из страны, переплыв через Меконг в Таиланд. Остальные скрылись в джунглях и годами кочевали по ним с семьями, не зная, что война давно закончилась. Когда в 2003 году австралийский фотограф Филипп Бленкинсоп случайно наткнулся на одну из этих кочующих групп, хмонги рухнули перед ним на колени. Они не видели белого человека двадцать семь лет.

Солдат по имени Кхам, вызвавшийся быть нашим проводником, рассказал, что хмонгские партизаны страдают от голода и болезней и постепенно сдаются. Некоторые из их детей родились в джунглях и никогда не видели другой жизни.

– Не так давно нам сдалось около тридцати партизан, – гордо сказал Кхам, словно в этом была хоть какая-то его заслуга.

Наконец мы добрались до нашей заветной цели, Лон-Чена. На въезде нас остановил охранник. Перед нами не было буквально ничего: пустынный пейзаж и несколько деревенек. Стоило ли ради этого выносить все тяготы путешествия, отбивать себе на ухабах почки, тратить целые часы на то, чтобы убедить чиновников выдать нам разрешение на поездку, и ночевать в машине напротив палатки упертого вьетнамского бригадира? Если бы взлетно-посадочная полоса в Лон-Чене была в порядке и мы летели бы на самолете, все путешествие заняло бы меньше часа. Но не было бы сложностей, а значит, и приключений. Не было бы новых знакомств и разговоров. Не было бы понимания того, что, как говорил Терцани, путешествие и есть цель, а каждая точка на пути – золотая жила: «Просто найди время посидеть в чайной, посмотри на прохожих, обойди все уголки рынка, зайди постричься. Достаточно ухватиться за кончик нити – слово, встречу, друга твоего нового знакомого – и внезапно самое непримечательное, самое ничтожное место становится зеркалом мира, окном в новую жизнь, театром человеческой природы».

Покинув Лаос, Терцани продолжил свою одиссею по Юго-Восточной Азии и сделал остановку в Сингапуре, где еще больше укрепился в неприятии прогресса. Он успел пожить в этом островном государстве в первые годы своей работы в Азии и пришел в ужас оттого, что это место превратилось в торговый центр посреди джунглей, где вся свобода сводится к возможности покупать разные товары, а все граждане запрограммированы на исполнение приказов верховного лидера Ли Куан Ю. Основатель крошечной страны в Малаккском проливе уверенно движется к созданию самой роботизированной и эффективной диктатуры в мире. Да, ему удалось всего за несколько десятилетий превратить некогда рыбацкий поселок в по-настоящему процветающее современное место. Но Терцани впадает в уныние каждый раз, когда кто-то говорит ему, что Сингапур – это наше будущее. Место, где детей учат писать программы, но не думать. Где есть только одна партия, навечно закрепившая свое пребывание у власти. И народ, послушный, будто маленькие дети, которым запрещают жевать жвачку и указывают, как себя вести, что говорить и как жить. Терцани признает успехи этой страны, включая высочайший уровень образования в области науки и математики, неподкупность чиновников и экономическую эффективность, но цена всего этого, на его взгляд, слишком высока: в результате получилось стерильное место, лишенное сердечной теплоты и вообще какой-либо человечности. Терцани приводит в отчаяние то, с какой настойчивостью мир стремится разучиться жить. Беспокоит, что Запад навязывает всему человечеству свой путь: свою вечную спешку, свой безграничный материализм и свою одержимость прогрессом, не имеющим конечной цели. У нас нет времени остановиться и насладиться обретенными преимуществами: благополучием и большой продолжительностью жизни. Успех Запада, по мнению итальянца, заключается в том, что он сумел убедить остальных, что выбрал единственно верную форму развития, заставив тем самым их почувствовать себя неполноценными. И вот японцы, тайцы и сингапурцы забывают о том, что делало их собой, и с вожделением набрасываются на все западное. Впрочем, это противоречие работает в обе стороны: пока мы пытаемся постичь тайну Востока, Восток ищет ответы на Западе. И в результате мы перенимаем друг у друга самое худшее.

Азиатские диктатуры совершенствуются в авторитаризме и, используя новые технологии, позволяющие установить поистине оруэлловский контроль над населением, экспортируют по всему миру антилиберализм, подкрепляя свою риторику примерами успеха Вьетнама, Сингапура и Китая – новой сверхдержавы, представляющей собой единственную альтернативу гегемонии США и Европы. Запад же подчиняет экономическую модель интересам элит, порождая тем самым глубокое неравенство и погружая свои страны в пучину непрерывного кризиса; это, в свою очередь, подстегивает популистов, которые ищут козлов отпущения, сеют ненависть и вносят раскол в наши общества. Не поздно ли еще обратить все вспять? Помочь Востоку перенять у Запада величайшие идеи человеческого достоинства, правового государства и партисипативной демократии. Сделать так, чтобы Запад отказался от свойственного ему хищнического поведения и стремления доминировать в международных отношениях, сделав выбор в пользу экономических моделей, позволяющих добиваться процветания большинству, начал бы не лицемерно, а по-настоящему защищать свободу, ставшую двигателем его экономического роста. Представьте себе такой мир… Разве все мы не выиграли бы от этого?

Терцани хочет устроить себе год без перелетов: вернуться в Италию, совершив самое долгое путешествие в своей жизни – с остановками во Вьетнаме, Китае, Монголии, Сибири и так далее. Путешествия нужны ему так же, как наркоману его зелье. Тициано может представить себя исключительно в пути, в дороге, свободным от обязательств. Его никто нигде не ждет, впереди сплошная неизвестность. Писателя охватывает радостное предвкушение. Ведь в этом и состоит путешествие, в побеге от всех, включая себя самого.

Его путь длиною в двадцать тысяч километров начинается с пробки на Сукхумвите – вот тут-то и осознаешь, что самолет будет получше автомобиля. Затем машину сменяет поезд, который должен доставить итальянца в Араньяпратхет, чтобы пересечь границу с Камбоджей, страной, где Терцани всегда плохо спится. Повсюду он видит «незримые следы боли», оставленные геноцидом Пол Пота. Дальше, чередуя автомобиль, поезд и мотоцикл, он добирается до Вьетнама, впечатлившего его бешеным ритмом городской жизни. В Сайгоне Терцани решает не останавливаться ни в одном из привычных ему отелей – ни в Continental, ни в грэм-гриновском Majestic – и отдает предпочтение обычному хостелу для туристов. Город кажется ему адом. На каждом углу здесь чем-то торгуют: шляпами, женщинами, поездками на рикше. Писатель вспоминает, как плакал от радости 30 апреля 1975 года, когда стал свидетелем падения города и поражения американцев. Теперь, осознав иллюзорность своих мечтаний, он плачет снова: коммунистам не удалось сделать Вьетнам свободной страной. «Это полный провал, – пишет Терцани об обществе, где все покупается и продается. – Победители решили, что им ничему не надо учиться».

Погрузившись в меланхолию и пессимизм, вечно терзающие его в дороге, он продолжает двигаться в сторону Европы. Посетив по пути Китай и Монголию, Терцани садится на транссибирский экспресс, доезжает на поезде до Москвы и берет курс на Флоренцию. Но прежде чем покинуть Вьетнам, итальянец решает окунуться в восточную ночь с ее тысячами секретов и, влекомый страстями, заставляющими белого человека надолго застрять на Востоке, просит ханойского рикшу отвести его в одно из злачных мест. И ты, Тициано?! Он обнаруживает искомое в лабиринте облупленных домов центра города. Проходит