Любовные и другие приключения Джакомо Казановы, рассказанные им самим - Джакомо Казанова

– Непонятно, как это может произойти.

– Тысячами способов, каковые я готов изложить вам в другой раз, и, несомненно, вы согласитесь со мною. Я приму участие в этой лотерее только при условии, если она будет королевской.

– Господин Кальсабиги держится точно такого же мнения.

– Сие мне весьма приятно, но отнюдь не удивительно, ибо рассуждение и должно было привести его к этому.

– Во сколько оцениваете вы прибыль?

– В двадцать процентов. Тот, кто отдаст шесть франков, получит пять, и, несомненно, ceteris paribus[103] вся нация заплатит монарху не менее пятисот тысяч франков в месяц. Я докажу сие Совету, ежели он, признав истину, основанную на физическом или политическом исчислении, не станет уклоняться от той цели, достижение коей вполне несомнительно.

Я чувствовал, что могу говорить и отвечать, и испытывал от сего превеликое удовольствие. Мне понадобилось выйти на минуту, и, когда я возвратился, все эти господа собрались в кружок и с величайшей серьезностью обсуждали мой проект.

Ко мне подошел г-н Кальсабиги и прочувствованно пожал мою руку, изъявив при сем желание поговорить со мною. Я отвечал, что почту за честь более близкое с ним знакомство. На этом, оставив г-ну дю Вернэ свой адрес, я откланялся, не без удовольствия приметив на всех лицах произведенное мною благоприятное впечатление.

Через три дня явился г-н Кальсабиги, и я принял его как мог любезнее, заверив, что не был у него с визитом только из боязни лишнего для него беспокойства. Ответствовав на сие в свою очередь любезностями, сказал он, что решительность моя поразила этих господ и, ежели я пожелаю ходатайствовать перед генеральным контролером, мы сможем получить лотерею и извлечь из нее немалую выгоду.

– Однако, – отвечал я, – хотя сами они должны получить еще больше, что-то не видно с их стороны поспешания. Меня никуда не приглашали, но это их дело, поелику у меня есть надобности поважнее этой.

– Сегодня вас должны известить. Я знаю, что господин де Булонь говорил о вас с господином де Куртэйлем.

– Превосходно, но, поверьте, я не просил его об этом.

Поговорив еще несколько минут, он самым дружественным тоном пригласил меня отобедать у него, на что я согласился, ибо таковое приглашение было для меня весьма приятно.

Когда мы выходили, мне подали записку г-на де Берни, которой сей любезный аббат извещал меня, что ежели я приеду завтра в Версаль, то буду представлен маркизе де Помпадур и встречусь с г-ном де Булонем.

На следующий день, вставши за два часа до света, я отправился в Версаль, где г-н де Берни радушно встретил меня и шутливо сказал, что, если бы не он, я никогда не узнал бы о своих талантах по финансовой части. «Господин де Булонь говорил мне, что вы поразили господина дю Вернэ, которого все почитают за одну из умнейших голов Франции. Рекомендую вам, любезный Казанова, не пренебрегать этим знакомством и усердно свидетельствовать ему свое почтение. Могу заверить, что благодаря вам лотерея будет разрешена, и вы должны подумать, как лучше ею воспользоваться. Когда король поедет на охоту, ждите в малых апартаментах. При первой же благоприятной минуте я представлю вас знаменитой маркизе. После сего не забудьте побывать в бюро иностранных дел и представиться от моего имени аббату де ля Виллю. Это первый чиновник, он примет вас наилучшим образом».

В полдень мадам де Помпадур с принцем Субизом пришла в малые апартаменты, и мой покровитель постарался, чтобы я был замечен ею. Сделав мне изящный поклон, она приблизилась и сказала, что история моего бегства показалась ей весьма занимательной, и добавила:

– Этих важных господ надобно очень опасаться. Бываете ли вы у вашего посланника?

– Мадам, наилучшее свидетельство моего к нему почтения – это не видеть его.

– Надеюсь, теперь вы предполагаете обосноваться у нас?

– Сие есть предел моих желаний, мадам, но я нуждаюсь в покровительстве, а, насколько мне известно, во Франции оно есть удел таланта, и это обескураживает меня.

– Я полагаю, вы можете надеяться достигнуть всего, ибо у вас есть добрые друзья. И я при случае буду рада услужить вам.

Едва я успел пролепетать слова благодарности, как прекрасная маркиза удалилась.

Через восемь дней был опубликован указ Совета. Управляющим назначался Кальсабиги с жалованьем в три тысячи франков от каждого розыгрыша и четыре тысячи франков годового пенсиона, что в равной мере было положено и для меня. Главной конторе определили место на улице Монмартр.

Во всех великосветских домах, где я бывал, а также и в театрах все давали мне деньги с просьбою взять для них билеты лотереи по моему вкусу, поскольку еще никто не понимал новую игру. От этого у меня образовалась привычка всегда иметь при себе билеты разного достоинства, кои предлагал я на выбор и каждый вечер возвращался домой с полными карманами золота. Сие давало мне величайшее преимущество, ибо прочие сборщики лотереи не имели доступа в хорошее общество. А ведь в больших городах принято оценивать человека по внешнему его блеску. Мои роскошества открывали мне все двери и давали повсюду неограниченный кредит.

XIV

История графа Шесть-Раз

1757 год

В начале марта месяца я получил письмо от моей дорогой синьоры Манцони, которое вручил мне добропорядочного вида юноша, и по его манере представляться я сразу распознал в нем венецианца. Он оказался молодым графом Тиреттой из Тревизо. Синьора Манцони рекомендовала его мне с особливым упоминанием об искренности сего молодого человека. Я принял Тиретту как мог лучше и сказал, что невозможно было представить мне лучшей рекомендации, чем просьба женщины, дружеские мои чувства к которой могли сравниться разве что с глубокой к ней признательностью.

– Теперь, любезный граф, можете чувствовать себя совершенно свободно. Чем я могу быть вам полезен?

– Сударь, мне нужна ваша дружба и, возможно, даже кошелек. Во всяком случае я рассчитываю на ваше покровительство.

– Моя дружба и протекция, равно как и кошелек, уже ваши.

Рассыпавшись в благодарностях, Тиретта начал рассказывать о себе:

– Год назад Верховный совет моего отечества доверил мне опасное для моего возраста занятие. Вместе с двумя другими юношами благородного происхождения меня сделали хранителем ломбарда. Карнавальные соблазны ввели нас в расход, и, нуждаясь в деньгах, мы заимствовали из кассы, надеясь в нужное время восполнить недостачу. Но расчеты наши оказались напрасными. Богатые отцы двух моих сотоварищей