100 петербургских историй, извлеченных из архивов и пожелтевших газет - Анна Сергеевна Манойленко

в Петербург «с тем же намерением утруждать правительство нелепыми просьбами». В апреле 1845 года отставного офицера препроводили обратно, а чтобы он больше не появлялся в столице, ярославский губернатор Ираклий Баратынский взял с Михаила Ленина подписку о невыезде за пределы Ярославской губернии…

Прошли годы, на российском престоле сменился государь: на смену Николаю I пришел Александр II. Когда он в 1858 году был в Ярославле, Михаил Ленин не преминул воспользоваться случаем и подал прошение о разрешении ему временных выездов «для устройства дел по имению». Государь дал свое согласие.

Еще через пять лет, когда старший сын императора, наследник цесаревич Николай Александрович посещал Ярославль, Ленин обратился к нему, жаловался на «расстроенное многоразличными и продолжительными математико-инженерными занятиями» здоровье, сообщал о существовании в Ярославской губернии тайного общества «господ начальников и местной полиции», явно вознамерившегося помешать его «службе Престолу и Отечеству».

Информация оказалась слишком серьезной, чтобы ею пренебречь. Однако ярославский губернатор Иван Унковский заверил верховные власти, что «Ленин известен в Ярославской губернии за помешанного», однако своими поступками «не причиняет никому никакого вреда». В итоге ему разрешили свободно выезжать из Ярославской губернии, но возобновили секретный полицейский надзор. Дальнейших сведений о судьбе странного офицера найти не удалось…

Спустя почти полвека после описываемых событий, в 1900 году, его дальний родственник чиновник Министерства земледелия Сергей Николаевич Ленин передал находившемуся во Пскове Владимиру Ульянову паспорт своего отца – помещика Николая Егоровича Ленина с исправленной датой рождения. Документ нужен был только что освободившемуся из Шушенской ссылки революционеру, чтобы оформить выезд за границу. Сергей Николаевич хорошо знал Ульянова по Вольному экономическому обществу, которое оба посещали в Петербурге в 1893–1895 годах, и, очевидно, испытывал к нему симпатию.

Уже в следующем году на страницах социал-демократической прессы впервые появился псевдоним «Ленин», а дальнейшее использование его вождем мирового пролетариата сделало эту фамилию известной во всем мире.

Грабеж в питейной конторе

Осенью 1844 года Кронштадт потрясло дерзкое преступление. В ночь с 9 на 10 октября из кассы местной конторы питейного откупа пропало свыше 17 тысяч руб. При этом похитили ассигнации, государственные кредитные билеты, а также золотые полуимпериалы и платиновые монеты.

Рапортуя о случившемся министру внутренних дел, кронштадтский военный губернатор (в ту пору эту должность занимал один из первооткрывателей Антарктиды знаменитый адмирал Фаддей Беллинсгаузен) отмечал, что полиция приняла самые «строгие и деятельные меры» к раскрытию преступления. Однако в этой истории оказалось больше вопросов, чем ответов.

Подозрение сразу пало на дворового человека, служившего у управляющего Кронштадтским питейным откупом, – 24-летнего Григория Иванова. Он сбежал от своих хозяев и, по версии следствия, проник в контору, отпер поддельным ключом сундук, в котором хранились деньги, а затем скрылся. По всем окрестностям разослали его описание: «Росту среднего, лицом бел, худощав, волосы светло-русые, имеет усы и бакенбарды, одет в сюртук суконного дикого цвета немецкого покроя».

Поиски не дали никакого результата, но через две недели за северной плотиной близ взморья полицейские обнаружили тело человека, одетого в солдатскую шинель. Он был убит двумя ударами по голове, нанесенными острым предметом. В убитом опознали разыскиваемого Григория Иванова. Похищенных денег при нем не оказалось.

На подкладке шинели нашли надпись, которая свидетельствовала о ее принадлежности «унтер-офицеру 6-й роты Бутримову». Его отыскали в тот же день. Бутримов признал шинель своей, но сообщил, что за неделю до этого продал ее на рынке некоему матросу за 43 копейки серебром. После этого, по распоряжению адмирала Беллинсгаузена, собрали всех «нижних чинов» Морского ведомства, и унтер-офицеру Бутримову предложили опознать покупателя, но тот никого не узнал.

Дальнейшее следствие установило, что убитого Григория Иванова последний раз видели 13 октября в харчевне «Данциг» в компании рядового 6-го линейного батальона Петра Васильева и неизвестного, одетого в куртку, «какие носят иностранные матросы». Допрошенный приставами Васильев категорически отрицал знакомство с Ивановым, служители харчевни в показаниях путались. Следствие вновь оказалось в тупике…

В середине ноября недовольный медленным ходом расследования министр внутренних дел Лев Перовский командировал в Кронштадт из Петербурга надворного советника Аркадия Дорогина с поручением ревизовать действия местных чиновников «по сему предмету». По итогам поездки тот представил министру секретный рапорт, где отмечал «очень слабое» и «невнимательное» ведение дела местной полицией.

По его словам, следователи не удосужились проследить связи убитого Иванова с рядовыми военно-рабочих рот, расположенных в Кронштадте, не обнаружили его бывшую любовницу, переехавшую в Петербург, и не допросили ее нового сожителя Ивана Андреева, которому покойный незадолго до своего побега адресовал письмо с просьбой приехать в Кронштадт не позднее «15 числа». Все это пришлось проделать самому Дорогину. Однако ответы на вопросы, куда делись похищенные Ивановым деньги и кто убил его самого, несмотря на все усилия, так и не были получены.

В начале декабря министр Перовский «поставил на вид» адмиралу Беллинсгаузену неудовлетворительное следствие о краже денег и распорядился «…на дело сие обратить особое внимание и не упустить ни одного обстоятельства, могущего служить к открытию преступников».

Лишь спустя шесть месяцев после ограбления питейной конторы, в конце марта 1845 года, в поле зрения следствия попали матрос 12-го флотского экипажа Меденец и рядовой 2-й военно-рабочей роты Милевич. На допросе они сознались в убийстве Григория Иванова, но подробности сообщать отказались.

Денег, похищенных из конторы питейного откупа, при подельниках не обнаружили. Однако вскоре на чердаке одной из казарм в западной части Кронштадта, рядовой артиллерийского гарнизона Андрусов нашел «спрятанные неизвестно кем» 3628 руб. ассигнациями и кредитными билетами. Как оказалось, те самые, что были похищены из конторы питейного откупа… А в начале апреля на Александровской улице в Кронштадте трое солдат нашли перевязанный ниткой сверток с кредитными билетами на общую сумму 1250 руб.

Оставшуюся часть похищенного, в том числе золотые и платиновые монеты, сыщики так и не нашли. Дело об ограблении питейной конторы и убийстве похитителя пришлось закрыть, а детали громкого преступления остались загадкой.

Банный переполох

С первых лет существования Петербурга в нем начали появляться общественные («торговые», или «народные») бани. К началу XIX века их счет шел на десятки. Цены в подобных заведениях были вполне умеренные. Однако в августе 1824 года, прочитав в «Санкт-Петербургских ведомостях» объявление об открытии купцом Талем новых бань на набережной Мойки, управляющий МВД Василий Ланской пришел в ярость и разразился длинным письмом на имя петербургского генерал-губернатора Михаила Милорадовича.

Объявление гласило: «С дозволения правительства новопостроенные бани 2-й Адмиралтейской части во 2-м