100 петербургских историй, извлеченных из архивов и пожелтевших газет - Анна Сергеевна Манойленко

Как указывалось в тексте, в состав «сего полезного и приятного заведения» наряду с привычными мужским и женским отделениями входило также 20 «семейных или отдельных» бань. Именно этот пассаж и привлек внимание Ланского.

Дело в том, что, по изданному в декабре 1743 года указу Сената, совместное пребывание в общественных банях мужчин и женщин признавалось «весьма противным» и запрещалось под угрозой штрафа. Аналогичная норма содержалась и в утвержденном императрицей Екатериной II в 1782 году «Уставе благочиния», включавшем в себя многочисленные морально-нравственные наставления для подданных Российской империи. Согласно этому документу, «мужескому полу старее семи лет» строго воспрещалось входить в женскую баню.

Ланской был возмущен, что владелец новых бань публично попрал все эти предписания. «Семейство с доброй нравственностью не может позволить себе в описанные семейные бани входа, как несовместного с приличием и скромностью обоих полов и вообще предосудительного», – сообщал он Милорадовичу. Кроме того, чиновник обращал внимание на то, что подобные банные учреждения с легкостью могут посещать лица, не связанные между собой семейными узами, «для непозволенного обращения». В этом случае из «святилищ гигиены» они превратились бы в настоящие «гнезда разврата».

Наконец, «дурной пример», поданный в отношении семейных бань столицей, несомненно, нашел бы себе подражателей в других городах Империи, отчего «описанное зло тем скорее возрастет и умножится». Правда, Ланской признавал, что и раздельный формат помывочных заведений совершенно не исключает нарушений: «Известно, что не только под предлогом родства, болезненности и разности лет, но и, безусловно, за деньги входят лица разных полов в зрелых летах в так называемые рублевые бани». Однако происходят эти явления исключительно от попустительства местного начальства, небрежно относящегося к соблюдению законов.

Управляющий МВД потребовал сообщить, на каком основании в Петербурге учреждены семейные бани и каким образом городские власти собираются поддерживать в них надлежащий порядок?

На то, чтобы разобраться в «банной» ситуации и предоставить в Министерство ответ, у Милорадовича ушло почти три месяца. После чего он заверил Ланского, что все опасения последнего по поводу новых столичных бань не имеют под собой никаких оснований. По его словам, прежде чем опубликовать объявление в газете, купец Таль, в соответствии с правилами, представлял на рассмотрение Цензурного комитета Министерства внутренних дел текст, который признали «благопристойным и согласным с предписанным порядком». И открытые на Мойке новые бани не представляют собой ничего предосудительного.

Поясним, что Таль назвал свои бани «семейными» лишь в качестве рекламного хода, чтобы выделить заведение на фоне других. Как лично смог убедиться петербургский обер-полицмейстер, вход мужчин и женщин в бани Таля осуществляется раздельно, а в паровых и умывальных покоях, названных в объявлении «семейными», находиться могут лишь «особы одного пола», главы семейств с детьми до 7 лет и «удрученные болезненными припадками» лица.

Необычное название купец Таль употребил, не желая именовать помещения расхожим словом «рублевые», использовавшимся применительно к более дорогим отделениям общественных бань. Городским властям он дал подписку о соблюдении «благочиния», и полиция намерена строго следить за ее неукоснительным исполнением. Управляющего МВД ответ Милорадовича вполне удовлетворил, и на этом «банный переполох» в столице завершился.

Основанные купцом Талем общественные бани со временем стали известны как одно из наиболее масштабных и благоустроенных помывочных заведений города. Они благополучно просуществовали до революции 1917 года, затем их национализировали и они продолжили свое функционирование по прямому назначению. Нескольким поколениям горожан они знакомы как «Гороховые бани» – по названию близлежащей улицы.

Колокол Северной войны

Во время великой Северной войны на колокольне Спасо-Преображенской церкви в Стрельне по приказу Петра Великого установили 15-пудовый шведский колокол. Существует несколько версий того, как он попал сюда. По одной – колокол происходил из шведской деревушки Хиетаниеми, расположенной на реке Торнео, неподалеку от границы с Финляндией, по другой – из кирхи под названием Хиетаниеми (в переводе «Песчаный мыс»), находившейся в крепости Ниеншанц, согласно третьей – перемещен из Копорья или Нарвы…

Как бы то ни было, в Стрельне шведский колокол обрел свою вторую жизнь и на протяжении десятилетий созывал прихожан на молитву. Однако в конце XIX века ему вновь довелось совершить путешествие.

Колокол отлит в 1686 году в Стокгольме известным шведским мастером Михаэлем Бадером специально для прихода Хиетаниеми. Об этом гласили надписи на латыни и шведском языке, сделанные на его поверхности. В начале 1880-х годов Стрельну посетили шведские путешественники, увидевшие «действующий» трофей Северной войны. От них жители деревушки Хиетаниеми на севере Швеции узнали о судьбе старинной реликвии, сочли ее своей утраченной собственностью и загорелись желанием вернуть.

По распоряжению тогдашнего владельца Стрельны великого князя Константина Николаевича провели специальное историческое расследование. В походных журналах Северной войны подтверждений занятия Хиетаниеми русскими войсками найти не удалось, однако в «Военной истории походов россиян в XVIII столетии» известного историка Дмитрия Бутурлина обнаружили упоминание о том, что зимой 1716 года «один российский отряд опустошил всю страну» между Брагестадтом на восточном берегу Ботнического залива и рекой Торнео. Труды шведских историков также свидетельствовали о присутствии в деревушке солдат Петра I, хотя о перемещении колокола в них ничего не говорилось.

Тем не менее искреннее желание жителей Хиетаниеми вернуть колокол (они даже собрали деньги для его выкупа) благосклонно приняли Константин Николаевич и его супруга Александра Иосифовна. Они выразили согласие возвратить реликвию, полагая, что «уступка колокола стрельнинскими прихожанами будет таким же достойным делом мирной доблести и великодушия, как приобретение его 200 лет назад было подвигом славы и боевой чести наших предков».

Однако простого согласия «августейших владельцев» Стрельны оказалось мало. Шведский колокол считался церковным имуществом и подлежал контролю духовных властей. Кроме того, он являлся боевым трофеем Северной войны, что дополнительно ограничивало возможности распоряжения им. Как отмечал управляющий двором великого князя Константина Николаевича полковник Павел Кеппен в письме в МИД, весьма вероятно, что Петр I приказал разместить колокол в стрельнинской церкви «в память и прославление» побед русской армии, подобно тому, как в храмах было принято устанавливать отбитые у неприятеля знамена и сооружать церковные ограды из трофейных орудий.

«Странно было бы предположить, – указывал полковник, – что право собственности приходов простирается на эти знамена и пушки, что их можно дарить, менять или продавать».

В итоге дело о колоколе дошло до «высочайшего уровня». В ноябре 1884 года император Александр III разрешил вернуть его шведам, но не раньше, чем будет изготовлен новый, полностью соответствующий