Опыты для будущего: дневниковые записи, статьи, письма и воспоминания - Александр Михайлович Родченко

Квартира Андреева была необычная: маленькая прихожая и неожиданно огромный кабинет с большим ковром на полу, как в «Матиссовой» комнате у Щукина, картины, книги, опять книги и, как будто, вовсе нет мебели.

Остальные комнаты были крохотны, как каюты, но всегда было шумно, много народу, в том числе бывал Вегер. Вегер был выслан в Казань и, как я узнал позднее, он сидел в Бутырках вместе с Маяковским.

Вегер был юристом и поэтому, вероятно, часто бывал у Андреева. «Вегера», как их звали с женой, часто смеялись над Андреевым за его обрастание имуществом.

О Маяковском у Андреевых не говорили, так как футуристов Андреев не признавал. Он был достаточно умеренным и когда я в искусстве пошел дальше, знакомство с ним прекратилось – он дальше «Мира искусства» не пошел.

Андреев был постоянным юристом у известного в Казани пивоваренного заводчика немца Петцольда и, по-видимому, имел деньги, потому что он решил устроить выставку москвичей, но, будучи во всём умеренным и осторожным, Андреев не решился делать выставку даже своего любимого общества «Мир искусства», а, как говорил он, для первого раза нужно показать Казани Общество русских художников, боясь, что сразу «Мир искусства» не будет понят.

Выставка успеха не имела ни у студентов, ни у публики. По-видимому, не поняли ни «умеренности», ни реалистов.

Второй выставки, конечно, уже не пришлось устраивать.

Зато адвокаты решили устроить «адвокатскую елку» в одной из пустых квартир, и мне было поручено декорирование этого вечера. Несколько комнат я занял имитацией футуристической выставки, для этого написал двадцать футуристических вещей на картоне, клеевой краской; писал их с удовольствием.

Самую большую комнату оформил под ресторан, другие комнаты оформил под «восточные» из собранных адвокатских ковров. Вегер выпустил маленькую печатную юмористическую газету.

Как-то, роясь вечером в книгах у Андреева, мы наткнулись на тюк революционной журнальной литературы 1905 года, весь вечер мы их просматривали, но читать мне он не дал. Тюк снова запаковали, и я понял, что Андреев их бережет как редкость, и только.

Один раз был у «Вегеров» – мы сговорились вместе идти в кино. Меня удивила студенческая обстановка квартиры.

Вскоре я уехал из Казани в Москву и больше не встречался ни с Андреевым, ни с Вегером.

В Москве в 1916 году я участвовал впервые на футуристической выставке «Магазин» на Петровке; это было мое первое в Москве выступление. Мы просто сложились и арендовали свободный магазин на месяц. Участвовали Татлин, Удальцова, Экстер, Попова, Бруни, Клюн, Пестель, Васильева, Малевич и я. Татлин и я не могли оплатить своего участия деньгами, а только своим трудом, поэтому я продавал билеты и дежурил на выставке, а Татлин был организатором и заведующим выставкой.

Малевич выставил кубистические вещи, всё скандалил и в конце концов снял вещи и ушел с выставки.

Я выставил вещи абстрактные.

Мне, конечно, не легко даются воспоминания, одолевают всякие сомнения и особенно вопрос, правильны ли все эти отклонения в сторону и мои личные биографические описания. Но иначе я писать не мог, мне было бы неинтересно, да и никому было бы не нужно.

Атмосфера и ситуация, в какой мы работали на левом фронте, нужна; она может многое, непонятное теперь, объяснить.

1917 год

Мы, левые художники, пришли работать с большевиками первые.

И этого никто не имеет права отнять у нас, это можно только умышленно не помнить.

И не только пришли, но и за волосы тащили художников «Мир искусства» и Союз русских художников.

А чтобы это не забывалось, мы это напомним:

Мы первые оформляли советские демонстрации,

Мы первые советизировали и преподавали в художественных вузах,

Мы первые организовали советскую художественную промышленность,

Мы делали первые советские плакаты, стяги, знамена, РОСТу и т. д.

Мы перестроились, и настолько, что некоторые уже являются орденоносцами, кроме Н. Асеева, В. Шкловского, С. Кирсанова и других.

А то, что левые перестраиваются не так быстро, как перестроились правые, то, зато они долго ждали (правые). Да и не перестроились, а пристроились, не изменяясь, а лишь изменив тему, мастерство же часто делалось хуже.

Как я уговаривал художников в профессиональном союзе взять и перебраться в девятиэтажный дом, бывший Нирензее, в Гнездниковском переулке, там ведь каждому была бы мастерская; а на крыше огромная общая мастерская.

Я уже договорился с Моссоветом и комендантом этого дома. Из этого дома выселяли «бывших», многие сами удрали, дом пустовал. Для образца я сам переехал – это была чудесная мастерская с газом, телефоном, с маленькой кухней и ванной, но… сколько я ни агитировал художников, они мялись… Они попросту боялись, что уйдут большевики и тогда… Не будем повторять того, что тогда говорилось…

В 1917 году мы организовали профессиональный союз; он состоял из трех федераций:

МОЛОДАЯ ФЕДЕРАЦИЯ

ЦЕНТРАЛЬНАЯ ФЕДЕРАЦИЯ

СТАРШАЯ ФЕДЕРАЦИЯ

В жизни их звали иначе: Левая, Центр, Правая…

В Молодой были левые художники —

футуристы,

кубисты,

супрематисты,

беспредметники.

В Центральной художники —

«Мир искусств»,

Союз русских художников,

«Бубновый валет»,

«Ослиный хвост» и др.

В Старшей художники —

Союз русских художников,

«Передвижники» и др.

Председателем Молодой федерации был Татлин, секретарем – я. Председателем Центральной – Нивинский, секретарем – Келер. Председателем Старшей был Богатов, секретарем – Евреинов.

Еще забыл написать: перед самой Октябрьской революцией мы нанялись с Татлиным работать исполнителями в кафе «Питтореск» на Кузнецком мосту, где теперь Всехудожник.

Хозяином этого «Питтореска» был капиталист Филиппов.

Филиппов – это почти все булочные в Москве. Он, по-видимому, решил сделать оригинальное кафе, поручив художнику Г.Б. Якулову оформление.

В общем я не знаю, как там было дело, но Якулов пригласил работать меня и Татлина.

Работали так: я разрабатывал эскизы для художников и большие рабочие детали по черновым карандашным наброскам Якулова. Якулов, получая много денег и живя в «Люксе», сильно пил и делать хорошие эскизы было ему некогда.

Татлин, Удальцова и Бруни выполняли эти эскизы уже в самом кафе. Плата была, кажется, поденная, 3 или 5 рублей в день. Мне отвели комнату, и я начал работать.

Татлин принялся расписывать стекла.

Денег не жалели настолько, что даже Велимиру Хлебникову заказали какой-то скетч написать. Чтобы это дело было, наверное, Хлебникову дали шикарный номер в «Люксе», в бельэтаже, из двух комнат, но он, странный, приходил поздно ночью и, крадучись в темноте, ложился спать на полу, где-нибудь в уголке, и рано-рано утром уходил куда-то. Не знаю, написал он что-нибудь, или нет.

После Октябрьского переворота Татлину оставалось получить с Якулова и администратора какие-то деньги, а они, естественно, ввиду