Женщины в Средние века - Фрэнсис Гис

приобрел обширное поместье Иль-Палько. Усадебный дом был отремонтирован и расширен, и с той поры семейство Датини регулярно проводило там часть лета. Продукция этих сельхозугодий – зерно, оливковое масло, вино, домашняя птица, яйца, овощи – шла как на личное потребление, так и на продажу. Когда Франческо уезжал по делам во Флоренцию или Пизу, Маргарита два-три раза в неделю снаряжала для него мула, груженного разной снедью: мукой, яйцами, маслом, вином, свежеиспеченным хлебом, каплунами и голубями, фруктами и овощами, салатной зеленью, каштанами, фигами и студнем из телятины или свинины.

Всем, что выращивалось и производилось в поместьях, супруги угощали родственников и друзей, а часть отдавали бедным и отсылали на содержание монастырей в качестве десятины. Датини и здесь демонстрировал трезвый прагматизм. Когда наводивший страх на пол-Италии кондотьер, находившийся на службе у миланского герцога, грозил разорить Тоскану[16], Франческо написал жене, чтобы она перевезла все добро из Иль-Палько в Прато, под защиту городских стен. Одновременно он велел ей раздавать хлеб и зерно всем нуждающимся: «Настало время обрести спасение души… Не считайся с расходами, Господь воздаст нам сполна»270. Когда опасность миновала и флорентийская синьория в целях пополнения запасов на время отменила ввозную пошлину, Франческо приказал Маргарите срочно смолоть бушель пшеницы: «И отправь мне эту муку сюда без промедления до субботы, дабы я мог хоть что-то получить с коммуны, раз уж эти господа так меня обирают [податями]!»271

Но и без такого рода чрезвычайных ситуаций дел у Маргариты было невпроворот. Большое хозяйство, не оснащенное привычными нам сегодня техническими удобствами, требовало постоянного внимания. Знаменитый итальянский гуманист XV века Леон Баттиста Альберти в одном из своих диалогов «О семье» настоятельно советует женам: «…нужно… положить каждую [вещь] на свое место, и не просто на свое место, но так, чтобы они не портили друг друга. Их нужно располагать свободно, чтобы каждая лежала отдельно и была готова для употребления, как можно меньше загромождая дом…И если ты считаешь, что лучше разместить их в другом порядке, закрыть более надежно или сделать более доступными, то подумай как следует и переложи их. И если ты не хочешь ничего упустить, то, все устроив, сразу разложи все по местам, чтобы в следующий раз, когда что-то понадобится, легко было это найти…» Согласно рекомендации Альберти, все ключи должны храниться у хозяйки дома, «и только те ключи, которые в постоянном ходу, например от погреба и кладовой», можно доверить кому-то из надежных слуг. При таком укладе обязанностью мужа является приобретение необходимых вещей и продуктов, а жена должна контролировать расход припасов и вовремя предупреждать супруга, что та или иная «статья» заканчивается, чтобы он мог заранее прикупить самого лучшего товара и как можно дешевле: «Ведь если покупаешь что-то в спешке, чаще всего это бывает товар не по сезону, плохого качества, быстро портящийся, слишком дорогой…» Автор подчеркивает, что подлинная бережливость – в том, чтобы всегда покупать самое лучшее, причем касается это как продовольствия, так и одежды272.

На первых порах в доме было лишь трое слуг. Несколько лет спустя прибавилось две невольницы: женщина, которую звали Джованна, и тринадцатилетняя девочка. Позже появился еще слуга по имени Доменико с женой и маленькой дочерью, а также двадцатилетняя рабыня Лючия и престарелая, слепая, наполовину парализованная служанка – монна Тинга ди Симоне, которую держали из милости. В 1393 году решено было купить еще одну девочку-невольницу, которая могла бы «мыть посуду, носить дрова, ставить хлеб в печь и делать тому подобную работу», и через некоторое время подходящая малолетняя рабыня нашлась на венецианском рынке. Помимо женской прислуги и невольниц, в хозяйстве Датини было несколько наемных работников-мужчин, которые трудились в конюшнях и погребах, два или три слуги-возчика и раб-татарин по имени Антонетто, попавший к Франческо еще мальчиком. Наконец, под началом Маргариты работало несколько молодых женщин, которые не жили в доме, а приходили, когда требовалось помочь с уборкой или стиркой, пекли хлеб, пряли и ткали. «Твоя женская ватага», – говорит о них в письмах к жене купец. Сама двадцатидвухлетняя хозяйка называла их своей «девичьей бригадой»273, добавляя, что эти кумушки не способны ни на что без ее присмотра.

Из-за того что за прислугой был нужен глаз да глаз, Маргарита и сама вставала с петухами. Входная дверь запиралась на всю ночь. Открывать ее строго-настрого запрещалось, пока хозяйка не поднялась. В письмах к молодой жене Франческо призывает ее держать ухо востро. Служанка по имени Бартоломея, напоминает он, имеет дурную привычку – «скажет, что идет в одно место, а сама идет в другое», – а Гиригора «лишена соображения» и ее не следует оставлять одну274. Что до иноземных невольников, то они еще менее надежны и попросту опасны. Маргарита и сама жалуется супругу на некоторых рабынь: «Это сущие бестии, им нельзя доверять… За ними нужен пригляд, иначе они могут таких дел натворить…»275

На что намекает Маргарита? Возрождение рабства в Европе явилось, как мы помним, прямым следствием Черной смерти, истребившей значительную часть населения. На фоне острого дефицита рабочих рук церковь сняла запрет на труд невольников – при условии, что это будут не христиане, а «неверные». Не сказать, что соблюдение этого предписания строго контролировалось, но поступления действительно шли по большей части с Востока, причем крупнейшими центрами работорговли были итальянские колонии в Крыму. Ряды невольников пополнялись преимущественно за счет татар – людей совершенно иного этноса и культуры, чем их хозяева-европейцы. Между собой они говорили на непонятном для окружающих наречии и держались обособленной группой. Прозванные Петраркой «домашними врагами», они пользовались репутацией мошенников, развратников, задир и смутьянов, по малейшему поводу хватающихся за оружие. Сам Датини живым товаром не торговал, хотя, как ни удивительно, этим жестоким промыслом занимались даже некоторые женщины (упоминается, например, некая Катерина из Севастополя). Невольничьи рынки представляли собой душераздирающее зрелище. Недаром площадь в центре Константинополя, на которой продавали рабов, получила наименование Долины слёз.

Ошибкой, впрочем, было бы думать, что невольники, служившие в домах европейцев ренессансной эпохи, жили в таких же нечеловеческих и бесправных условиях, что и рабы-военнопленные в античных империях (или, скажем, чернокожие рабы в Америке XIX века). Маргарита Датини и другие женщины ее круга рассматривали невольников и невольниц, находившихся у них в подчинении, как членов famiglia, семейства в широком смысле. Иными словами, положение рабов мало чем отличалось от положения лично свободных слуг. Вообще говоря, со слугами, рабами и детьми обращались примерно одинаково: в теории строго, на практике – снисходительно. Однажды на