О Христе по-другому. Подлинный смысл Страстей Христовых - Франсуа Брюн

Сегодняшние крупные Неправительственные организации нередко подхватывают это дело любви. Поскольку нельзя перечислить их все, не упомянем никого. Но это миллионы мужчин и женщин, совершающих колоссальную работу, часто в ужасных условиях, с отказом от комфортной жизни и от нормальных зарплат, часто с опасностью даже для жизни, из любви к незнакомым людям, которых они не могут оставить наедине с их страданием, как это делаем мы все, по слабости или занятости другими делами, лишь сетуя время от времени на жестокость жизни и несправедливость мира. Они не кричат о том, что делают это из любви. Но речь идет именно о ней, и любовь эта исходит от них и распространяется гораздо дальше, чем даже сами они могут увидеть. Они тоже беспокоят и вызывают критику, как и религиозные ордена. Конечно, и среди них встречаются порой, как и среди миссионеров, паршивые овцы, манипуляторы и проходимцы. Но, в целом, они не портят картины: это совесть человечества, последняя причина не терять надежды на человека на этой земле. Тут, как и в области зла, существует эффект заразительности, цепочки добра. Такие люди, как аббат Пьер, сестра Эммануэль, сестра Тереза Калькуттская (мать Тереза) или Колюш вызвали целы волны призваний у других людей. И, как они это делают со злом, средства массовой информации тут могут послужить распространению добра, передавая дальше этот призыв к любви.

Заметим только по ходу, что само понятие достоинства человека, ценности любой человеческой личности, вошло в наше общество только через жизнь и учение Христа. Мы слишком часто об этом забываем. Я благодарен среди других и Фредерику Ленуару, напомнившему об этом в книге «Христос философ». Выше я критиковал этот труд за то, что он сводит роль Христа к вести о всеобъемлющей любви. Эта весть входит в служение Христа в этом мире, а значит и в Его дело Спасителя, но это не самое главное в Нем. Чтобы прикоснуться к главному, подступиться к этой тайне, нам нужно пойти еще дальше.

Здесь, на земле, мы помогаем друг другу

Эмпатия у психологов

Феномен эмпатии хорошо известен психологам, хотя они и не согласны между собой в том, что именно под ним понимать и как определить его границы. Для Элизабет Пашери «„Эмпатией“ называют сегодня способность поставить себя на место другого, чтобы понять, что он чувствует. Так понимаемая эмпатия отличается одновременно и от симпатии, и от эмоциональной заразительность, и от более общего феномена подражания другому… Эмоциональной заразительностью называется феномен передачи эмоций от одного человека к другому. Этот феномен хорошо изучен в психологии толпы, он встречается также у младенцев, когда они в ответ на слезы другого младенца сами начинают плакать. Обычно все согласны в том, что эмоциональная заразительность предполагает форму неразличения между собой и другим… Симпатия, как видно из этимологии слова, предполагает, что мы хотя бы частично разделяем эмоции, испытываемые другим, делим с ним его страдание… Симпатия подразумевает альтруистические цели и предполагает налаживание эмоционального контакта с тем, кто будет ее объектом. Тогда как эмпатия — это уже игра воображения, направленного на понимание другого, а не на налаживание с ним эмоционального контакта».

Л. Виспе поясняет: «Объект эмпатии — понимание. Объект симпатии — благо другого… В целом, эмпатия — это способ познания, а симпатия — способ встречи с другим»[215].

А вот Жан Декрети объясняет разницу эмпатии и симпатии совсем по-другому, противоположно тому, что мы только что видели у Э. Пашери. В терминологии тут все еще нет окончательной ясности: «Понятие эмпатии противопоставляют, а иногда и путают с понятием симпатии. Первое подразумевает форму отождествления себя с другим, тогда как симпатия предполагает более отстраненные отношения… Существует примерно столько же дефиниций понятия эмпатии, сколько людей пишет на эту тему. Тем не менее удалось прийти к соглашению хотя бы в вопросе о двух основных отличительных признаках эмпатии: 1) аффективный ответ в отношении к другому, который иногда (но не всегда) предполагает способность разделить с ним его эмоциональное состояние; и 2) умственная способность принять субъективную перспективу другого человека»[216].

Жан-Люк Пети, повторив наблюдения Липпа о том, что, когда мы внимательно вглядываемся в движения кого-нибудь, например, канатоходца, то частично чувствуем внутри себя то, что тот чувствует в данный момент. В действительности, движения, необходимые канатоходцу для восстановления равновесия, проступают в нас мускульными сокращениями. По Липпу, мы не должны считать эти ощущения начала движений производными от собственного тела, нет, мы их проживаем «в теле канатоходца на канате». Ж.-Л. Пети комментирует это так: «Только позже, в акте рефлексии, они смогут прийти к различению тех впечатлений движения, которые приписывались канатоходцу, от тех, что они на самом деле испытали в собственном теле. Как если бы они вновь обрели ощущение, ненадолго вынесенное за скобки, собственной индивидуальности. Или скорее, как если бы эта индивидуальность происходила из вторичной дифференциации по отношению к первичному состоянию слияния собственной субъективности с субъективностью другого».

Вы уже заметили, что то, что здесь подразумевается под словом «эмпатия», это уже не способ познания. Мы здесь даже стали ближе к той «эмоциональной заразительности», которая, по Э. Пашери, «предполагает форму неразличения между собой и другим». Для Липпа, по Ж.-Л. Пети, «все формы опыта происходят от одного и того же принципа жизни ума, возникающего после его индивидуации на раздельные субъекты, тогда как представление, рефлексия, суждение и умозаключение предполагают разделенность. Такое состояние слияния будет первичным условием любого акта восприятия».

Очевидно, что, другими и новыми путями, мы вновь подошли здесь к образу голограммы, предполагающему изначальное, со времен сотворения мира, общее пользование всеми мыслями и поступками людей сквозь Историю. Ж.-Л. Пети не использует ни слово «голограмма», ни понятие «общение святых», которое, однако, сюда бы вполне подошло, но он говорит о «множественности и взаимодействии полей деятельности, образующих многомонадическое сообщество»[217]. Монада (от греческого «monos», один), которой является каждый из нас, составляет часть узкого сообщества, образующего как бы одно единое существо, включающее в себя множество «монад».

Очень интересовался эмпатией Гуссерль, в русле своих исследований о роли другого в становлении собственного Я. Но, по нему, для возникновения эмпатии обязательно должен иметь место визуальный контакт с другим, без которого мы не можем представить аффектов другого. Однако, научные исследования Жана Десати, похоже, доказывают обратное. Речь идет об опытах, когда двух добровольцев просят по