О Христе по-другому. Подлинный смысл Страстей Христовых - Франсуа Брюн

class="p1">Бог дарует прощение грешнику в зависимости, т. е прямо пропорционально тому испытанию, которое претерпевает святой, и тогда святой порой прямо-таки торгуется с Богом, стараясь выторговать прощение как можно большему числу грешников. Иногда это прощение сопровождается чудесной благодатью, преображающей грешника, но все это без того, чтобы сам грешник совершил подлинный личный внутренний прорыв к обращению. Вот от этого богословия я напрочь отказался и больше никогда не проповедую его нашим современникам.

Но сегодня, после всего того, что открыла или начала замечать наша наука, возможно и другое объяснение. Я не знаю, придерживается ли такое объяснение идей морфических полей или голограммы, или использует какую-то другую гипотезу. Но в любом случае мы сегодня знаем, и это уже не вызывает никаких сомнений, что силы постоянно действуют во вселенной, и что для них ничего не значат ни пространство, ни время. И тогда, никакое сознание не будет внешним по отношению к другим. Усилие обращения, осуществленное в одном сознании, тотчас же воздействует на другое сознание, наподобие осмоса. Инстинктивно Фаустина верно понимала все, что нужно делать в каждом случае. Против гордыни — совершить жест смирения. И тут, конечно, важен был не жест сам по себе, не лоб сестры Фаустины, уткнувшийся в пол, но движение души, управляющее этим жестом. Такое движение души и может вызвать отголосок в той душе, которой нужно помочь. Против чувственных грехов — пост; против ненависти — помощь тем, кто вызывает антипатию.

Мне остается лишь добавить, что такое богословие издавна исповедуют на христианском Востоке. Пусть нам это кажется невероятным, но там давно поняли, что мы все, как матрешки, упакованные одна в другую, и все упакованы во Христа. Но я не буду повторять здесь то, что уже изложил в своей книге «Чтобы человек стал Богом». Это было бы слишком длинным пояснением и слишком техничным.

Как и Анна-Екатерина Эммерих, сестра Фаустина часто помогала умирающим. К концу ее жизни это стало даже, если можно так выразиться, ее своеобразной специализацией, особенно после того, как с острой формой туберкулеза она оказалась в туберкулезном санатории.

«Мой ангел-хранитель, замечает она 16 декабря, повелел мне молиться за одну душу. Утром мне сказали, что в тот самый момент у человека началась агония. Странно, какими путями Иисус дает мне знать, что кто-то нуждается в моей молитве! Особенно явно это случается с умирающими, и сейчас чаще, чем раньше…»

«В тот вечер (18 декабря) я вдруг внезапно поняла, что чья-то душа нуждается в моих молитвах. Я начала усиленно молиться, но не оставляло чувство, что этого недостаточно. Итак, я продолжала молиться. На следующий день утром в какой-то миг я вдруг внезапно поняла, что уже в тот момент, когда накануне я почувствовала тревогу, у этого человека началась агония, и что продлилась она до утра. Я поняла, как сильно пришлось бороться этой душе. Вот как Господь Иисус Христос ставит меня в известность: я чувствую, очень четко и ясно, что чья-то душа просит меня за нее молиться. Я не знала прежде, что наше общение с душами может быть настолько тесным! Иногда меня об этом извещает мой ангел-хранитель…»

Вот еще одна цитата, она немного длинновата, но в ней столько информации, что необходимо привести ее целиком:

«В тот же вечер еще одна душа пришла просить меня за нее молиться… Честно признаюсь, что чувствую человека, который меня об этом просит. Особенно теперь, с тех пор, как я в этой больнице, у меня очень тесная связь с умирающими, которые, с самого начала своей последней битвы, просят меня за них молиться. Итак, Бог очень тесно связал меня с умирающими. Этим вечером в одиннадцать часов я внезапно проснулась и ясно почувствовала, что кому-то поблизости требуется моя молитва. Это было чисто умственное видение, когда все внезапно озаряется светом, ниспосланным Богом. Я молюсь до тех пор, пока не почувствую, что опасность миновала: иногда долго, иногда нет. Бывает так, что достаточно один раз прочесть „Аве Мария“. Я говорю тогда „Из глубины воззвах“ и останавливаюсь. А бывает и так, что чувствую, что нужно прочесть все молитвы Божественному Милосердию… Я пришла к выводу, что, чем дольше мне приходится молиться, тем длительнее агония. Вот как я смогла в этом убедиться: у меня есть часы, я замечаю час, а на следующий день, когда узнаю о смерти человека, расспрашиваю, в каком часу он умер. И это совпадает с точностью до минуты. Иногда мне говорят: агония была тяжелой, или же: этот человек скончался мирно. Иногда умирающий находится в другом корпусе: для духа пространство не существует. Однажды меня даже призвали на помощь к душе человека, умиравшего на расстоянии нескольких сот километров отсюда. Это происходило и с членами моей семьи, и с сестрами-монахинями, и даже с теми душами, которых в этом мире я никогда не встречала»[235].

Нам еще нужно будет поразмышлять над этой таинственной связью между страданием и любовью, которая заметна уже и в этих текстах Фаустины, но мы подробнее поговорим об этом позже. Сейчас же меня больше всего интересует то, что такой осмос между грешником и святым, вселение одного в другого происходит за пределами пространства и времени. И оказывается, что некоторые, даже на Западе, это отлично поняли. Фаустина все это прожила на собственном опыте, и это потрясающе. Но для описания этого опыта она использует привычный ей язык церкви. С другими мистиками мы перейдем к другому пониманию того, что представляют из себя такие переносы.

Робер де Ланжеак (1877–1947)

Отец Огюстен Делаж (это его настоящее имя), священник Компани де Сен-Сюльпис, был профессором богословия в Лиможской семинарии. Он страдал страшными головными болями, которые сделали его инвалидом, неспособным работать. Однажды он признался, что, чтобы не шокировать своих посетителей, всегда держал на столе в своем кабинете открытую книгу, чтобы у них создалось впечатление, что он читает. Но на самом деле читать из-за боли он не мог. Первые его работы были опубликованы им еще при жизни под псевдонимом, позволившим сохранить анонимность. Это, без сомнения, один из крупнейших мистиков прошлого века и даже во всей истории церкви, и мы еще до конца не оценили всю значимость его наследия. Он входит в число тех, кого можно назвать неканонизированными святыми, как Майстер Экхарт, Клодин Муан, Шарль де Фуко.

Итак, Робер де Ланжеак попытался объяснить, что, прежде чем задаваться целью проповедовать Евангелие, нужно сначала самому наполниться Богом:

«Как же нужно почитать, любить и слушать