Глина и кости. Судебная художница о черепах, убийствах и работе в ФБР - Элизабет Бэйли

Но теперь в отделе правовых процедур появилась новая сотрудница. После нескольких долгих бесед с Фрэнком она изучила те же материалы, что и Марк – он, напомню, счел их полностью соответствующими правилам ФБР, – и решила по-своему.

– Вы нарушили правила Бюро. Вы должны удалить свой веб-сайт.

– ОК, – написала я в ответ. – Это касается всех сотрудников?

Я указала на нескольких мужчин в моем отделе и в соседних, у которых тоже были веб-сайты, где, в отличие от него, напрямую сообщалось о работе в ФБР. Почему же меня так выделили? Я прикрепила скриншоты писем, которые за много лет до нее подписали доктор Бунзен, Марк и адвокаты из отдела правовых процедур – все эти письма подтверждали, что я могу и дальше вести веб-сайт. Возможно – ну а вдруг? – она осознает, что ее действия откровенно дискриминационные и сексистские.

И тут Большой Босс, начальник отдела правовых процедур, лично написал мне, возмущенный тем, что я осмеливаюсь указывать на такие вещи, – на мой взгляд, очевидные. И теперь против меня был начат процесс в ОПО.

Время от времени в офисе ФБР можно увидеть сотрудника охраны и менеджера отдела персонала, вместе идущих по коридору. В такие моменты у каждого, кто им встретится, замирает сердце. Если они идут вдвоем, это означает, что кого-то будут выводить, и тебе остается только сидеть на месте, потеть и молиться, чтобы они прошли мимо.

Обычно они стараются удалить всех с этажа, когда происходит что-то в этом роде, но иногда несколько человек все-таки слоняются вокруг. Однажды я увидела их идущими по коридору в моем направлении. Наверное, так показалось и многим другим: позже несколько человек, с которыми я некоторое время не встречалась, при виде меня восклицали:

– Ого, ты здесь! Я слышал, тебя вывели!

Я всегда спрашивала себя: «Знал ли этот человек, что в его отношении ведется расследование? » Не надо ли было подать ему какой-то знак: намекнуть о том, что происходит? Я всегда волновалась, что буду следующей. Но подготовиться к этому никак не могла. Я была прижата к стенке. Адвокаты ФБР пытались обанкротить нас в процессе с ОРВ, одновременно лишая любой возможности для маневра.

Уйти с работы в федеральном правоохранительном органе, находясь под следствием у ОПО, – это еще хуже, чем быть уволенным. Ты «порченый товар», тебе нельзя доверять и уж точно тебе не положена секретность. Ты становишься «мешком для сжигания» – одним из красно-белых бумажных пакетов, в которых хранят старые секретные материалы, прежде чем бросить в печь.

Если я уйду сейчас, то стану именно им: мусором для растопки.

Единственное, что заставляло меня держаться все эти годы, – это моя работа. Никогда в жизни я не пропустила дедлайна и не позволила своей производительности снизиться. Если надо было задержаться или прийти раньше, работать в выходные без оплаты сверхурочных, я так и делала.

Извращенная логика ФБР повернула рабочую этику против меня. Один из адвокатов Бюро с сарказмом меня расспрашивал:

– А после тех предполагаемых эпизодов, когда ваш начальник на вас кричал, что вы делали? Плакали? Запирались в туалете на полчаса, чтобы собраться с духом?

– Нет, – отвечала я. – У меня были дедлайны.

– Вы хотите сказать, что продолжали работать, как ни в чем не бывало?

– Нет, конечно. Я была расстроена, но у меня все равно оставались обязанности, и агенты в поле зависели от меня.

– А качество вашей работы страдало? Вы допускали больше ошибок, которые приходилось исправлять? На вас жаловались?

– Нет, нет и нет, – был мой ответ.

– Ну тогда, – говорил адвокат, – как вы можете утверждать, что находились во враждебной обстановке, если продолжали делать свою работу, как раньше?

Представьте, именно так рассуждают в ФБР!

Если я чего и не могла понять, так это почему ФБР готово зайти так далеко, чтобы спасти задницы двух мужиков, которые откровенно нарушали внутренние правила и закон о дискриминации, растрачивая при этом впустую тысячи долларов и сотни человеко-часов.

Оба были легко заменяемы, как любые бюрократы. Как супервизор низшего звена Гарри находился в самом основании руководящей пирамиды. Фрэнк, начальник отдела, стоял повыше, но, опять же, он не был агентом (это имеет значение, поверьте мне) и, что еще важнее, больше не являлся квалифицированным экспертом с правом свидетельствовать в суде. Вся эта ситуация меня изумляла. Я никак не могла взять в толк, зачем ФБР идти на такие крайности, чтобы избавиться от меня и сохранить их.

А потом я поняла: никаких крайностей не происходило. Я находилась в среде, где действуют строгие правила и процедуры. ФБР просто следовало им. Их совершенствовали и отрабатывали десятки лет – эту великолепно отлаженную машину репрессий, которая теперь действовала на автопилоте.

Они преследовали не меня, Лизу, человеческое существо и члена большой семьи ФБР. Они разбирали жалобу BR549, способную очернить идеальную репутацию ФБР – бюро, в котором никто ничего не нарушает по определению.

Тут не было ничего личного. Просто бизнес. Это можно было сделать слоганом и написать на дверях штаб-квартиры: «РЕПРЕССИИ – ВОТ ЧЕМ МЫ ЗАНИМАЕМСЯ!»

Как я сохранила здравый рассудок и чувство юмора под этим неослабевающим давлением? Годы угроз, унижений, насмешек и оскорблений, сплетен и цифровой слежки? Я и не сохранила. Может, я и шучу над своим ОКР и перфекционизмом, но всю жизнь я боролась с диагностированной тревожностью разной степени выраженности. Добавьте сюда постоянный газлайтинг и абьюз, и у вас будет отличный рецепт для катастрофы. Временами я чувствовала, что близка к психическому срыву, и 13 июня 2013 года он почти произошел.

Вы когда-нибудь слышали о деречо? Я – нет, вплоть до того дня, когда один из них не ударил по Фредерксбергу, Виргиния, летом 2012-го. Мы с Ридом были дома, когда это произошло, и это было страшно. Грозовой фронт длиной шесть тысяч миль с ветром скоростью девяносто миль в час пронесся от Индианы до Виргинии подобно торнадо. Двадцать два человека погибли, общий ущерб оценивался в 3 млрд долларов, а миллионы людей остались без кондиционеров и почти неделю потели при 35-градусной жаре.

Шутить с подобным нельзя; на следующий год, когда метеорологи предсказали новый деречо, штаб-квартира издала распоряжение, по которому всем сотрудникам настоятельно предлагалось попросить отгул на следующий день. Я запросила его сразу же и напомнила Гарри, что деречо убивает, поэтому я очень прошу одобрить мне отгул. Я волновалась, потому что Гарри постоянно искал возможность мне насолить: даже в таких мелочах, как простая подпись на заявлении об отгуле.

– Я этим