Глина и кости. Судебная художница о черепах, убийствах и работе в ФБР - Элизабет Бэйли

– Нет, – сказала я, все еще не понимая. – Но ведь времени не было, разве не так?

– Может, и не было. Но тебя должны были хотя бы предупредить, прежде чем ты дала согласие. Каждый, кто едет в заграничную командировку, должен иметь хотя бы базовый набор прививок.

Теперь я поняла. Ехать должна была не я. Вот почему Гарри с Фрэнком хихикали. Художник, у которого были все прививки, – это Гарри. Он должен был ехать. Но конечно, разве не забавнее будет отправить меня вместо него?

Несмотря на мои старания скрыть портрет Терри, кто-то увидел меня в холле за рисованием. Атташе по правовым вопросам высказал идею:

– Давайте-ка вы закончите ваш рисунок. Сегодня до вечера сможете? Я хочу его показать на нашем вечернем собрании.

К счастью, портрет был почти готов, и тот факт, что я до сих пор его не порвала, означал, что я им более или менее довольна. Он был не великолепным, но неплохим. Есть стиль рисунка, которому я всегда завидовала: когда работа выглядит так, будто сделана без всяких усилий, а в каждой линии сквозит уверенность. Мне он не присущ. И тут правая и левая половины моего мозга снова вступают в противоборство.

Есть множество художников, которыми я восхищаюсь, и они рисуют с некоторой техничностью – так почему я не могу смириться с этим стилем и принять его как свой собственный? Я давно над этим размышляла: как только я пыталась рисовать более расслабленно, у меня начиналась паника и голос в голове кричал: «Ты выходишь за контуры!» – так что я немедленно возвращалась к своей более точной и сдержанной манере.

Сейчас было не время думать о стиле: рисунок стал заданием, и я переключилась в рабочий режим. Мне стали поступать пожелания: «Можешь добавить эмблему АБН? И еще флаг где-нибудь на фоне».

У меня оставалась всего пара часов до начала собрания, и я пошла в свою комнату за постом охраны, где, как изначально предполагалось, должна была заниматься фотороботами.

Наконец я передала атташе готовый портрет и вздохнула с облегчением. Я думала, что он просто покажет его в конце собрания, но вместо этого я услышала, как он произносит мое имя и приглашает меня выйти к трибуне и продемонстрировать портрет самой. В зале воцарилось молчание; казалось, оттуда выкачали весь воздух. Эти люди любили Терри Уотсона. Даже те, кто с ним не встречался, любили его. Он был товарищем по оружию, воплощением всего, что они считали важным: служебного долга, верности друг другу и своей миссии. Я не хочу ударяться в пафос, но эти мужчины и женщины относились к своей работе очень серьезно.

Я была потрясена, когда несколько агентов АБН после собрания подошли ко мне со слезами на глазах – по-прежнему в боевом облачении. Одни пожимали мне руки, другие сдержанно кивали головой. День закончился очень эмоционально; этот момент в моей жизни я никогда не забуду.

13

Нагромождение лжи

У меня было такое ощущение, будто я принимаю пилюли безумия: одной рукой Бюро делало все, чтобы заставить меня отказаться от жалобы, а другой использовало меня для собственной рекламы. В один день меня обвиняли в нарушении субординации и угрожали увольнением или снятием секретности, а в другой отправляли давать интервью «Вашингтон пост».

Я чуть не швырнула ноутбуком в стену, когда увидела ролик на канале ФБР на YouTube: там рассказывалось о том, как Бюро трудится изо всех сил, чтобы установить личности неопознанных жертв, и главной героиней была – угадайте кто? – я. Насколько далеко ФБР способно зайти в своем цинизме – вот что мне хотелось спросить. Видите ту симпатичную даму, которая что-то лепит? Видите, насколько ей не все равно? Клянусь, будь у них видео, где агенты играют со щенками на лужайке, они опубликовали бы и его. Меня так и подмывало написать в комментариях: «Помогите! Кто-нибудь, помогите мне!» Конечно, я этого не сделала, но хотя бы немного повеселилась.

Тем не менее кое-что меня правда порадовало: доктор Бунзен ушел на пенсию. Кажется, вся лаборатория ликовала – популярностью он никогда не пользовался. Когда начальником назначили СЭМЮЕЛЯ НОРТОНА, я позволила себе осторожный оптимизм. Возможно, ситуация изменится, раз доктор Бунзен больше не будет силой удерживать меня в фотографическом отделе.

Очень скоро мистер Нортон вызвал меня к себе сообщить радостную новость.

– Как вы смотрите на то, чтобы перейти в научный отдел?

Да вы шутите! Я буду просто счастлива! Большое спасибо, да! Миллион раз да!

Но было одно условие. Я отказываюсь от жалобы в ОРВ.

Что же делать? Больше всего на свете я хотела покончить с этой жалобой, потому что – прежде всего – даже не собиралась ее подавать. Но вдруг это ловушка? Каким образом одно связано с другим? Линия партии состояла в том, что в процесс ОРВ никто не вмешивается – а здесь вмешательство было налицо. Я решила заговорить наконец про слона в комнате.

– Как насчет денег? – спросила я. – ФБР компенсирует мне расходы на адвокатов?

К тому моменту мы с Ридом были должны уже 30 000 долларов, которых никогда не потратили бы, поступи Бунзен по справедливости – и по закону. Если бы он соблюдал условия, оговоренные в соглашении, я не оказалась бы в такой ситуации.

– Хм… не знаю, смогу ли сделать с этим что-нибудь, – ответил он. – Мне надо посоветоваться с юридическим отделом… – Его голос становился все тише.

В глубине души я давно думала бросить все и продолжить жить дальше. С учетом того, как ФБР заваливало моего адвоката бумагами, мы с Ридом могли со временем задолжать втрое больше. Но зачем вообще они заставили меня проходить через этот кошмар?

Мы с мужем все обсудили, и он отреагировал так же, как я. Вряд ли Нортон будет хоть чем-то лучше Бунзена.

В процессе рассмотрения моей жалобы ОРВ Гарри и Фрэнк продолжали меня притеснять. Их любимая игра называлась «давай портить Лизе работу, постоянно сводя ее с ума». Они оба знали, что я отношусь к работе очень серьезно и скорее соглашусь отрезать себе руку или ногу, чем не успеть до дедлайна, так что это стало для них новым камнем преткновения. Другая их игра была «я не могу сделать это сейчас, я сделаю это завтра».

Задание, над которым я работала, было связано с раскрытием преступной группировки, торгующей людьми; детективы вышли с ними на сделку, для которой требовалось тридцать