Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» - Леонид Васильевич Никитинский

к ликвидации последствий аварии. Горбачев в «Жизни и реформах» сообщает, что ликвидация обошлась советскому бюджету в 14 млрд (тех) рублей, «а затем поглотила еще несколько миллиардов». На фоне падения цен на нефть и резкого снижения доходов в результате «борьбы с алкоголизмом» эта дыра в бюджете выглядела еще более угрожающей.

Рыжков, а вслед за ним Горбачев получили информацию об аварии под утро 26 апреля, но по советской традиции сначала решили «разобраться», создали комиссию, и ТАСС сообщил о ней лишь в 9 вечера 28 апреля в Киеве, отстоящем от АЭС на 83 км, даже не была отменена первомайская демонстрация.

Катастрофа имела и огромное символическое значение, подорвав остатки веры советских граждан в возможности социалистической экономики: если такая халатность возможна в самой передовой и защищенной отрасли ядерной энергетики, которой до сих пор так хвалился СССР, то что происходит в других?

Как не раз повторял Горбачев, до Чернобыльской катастрофы он был одним человеком, а после стал другим — на этот раз его преображение не ускользнуло от него самого. На заседании Политбюро 3 июля 1986 года он неистовствовал: «Мы 30 лет слышим от вас — ученых, специалистов, министров, что все тут надежно. И вы рассчитываете, что мы будем смотреть на вас как на богов. А кончилось провалом. Министерства и научные центры оказались вне контроля. Во всей системе царили дух угодничества, подхалимажа, групповщины и гонения на инакомыслящих, показуха, личные и клановые связи вокруг руководителей».

«Ведомственность не просто мешала делу, — констатирует он в мемуарах. — С ней „истончалось“ нравственное начало, без которого знание [выделено мной. — Л. Н.] грозит стать источником смертельной опасности. Не выдержал проверки механизм принятия решений». На заседании Политбюро Горбачев также говорил: «Ни в коем случае мы не согласимся скрывать истину [выделено мной. — Л. Н.] ни при решении практических вопросов, ни при объяснении с общественностью… Наша работа теперь на виду у народа и всего мира… Нужна полная информация о происшедшем. Трусливая политика — это недостойная политика».

Интуитивно Горбачев начинает лучше понимать связь знания и власти, а также опасность ложного знания, о чем мы подробно говорили в главе 8. Чтобы укрепить власть за счет большей надежности знания, надо создать механизм его внешней проверки, а это и есть гласность. Ни о каком «ускорении» после Чернобыля уже нельзя было говорить, тем более что и авария была каким-то образом связана с ускорением работы ядерного реактора. Напротив, в лексиконе Горбачева замелькало слово «торможение»: начатые реформы не давали результатов, их, по мнению инициатора, тормозила бюрократия, в первую очередь партийная, так как никакой другой в СССР и не существовало.

В расширении гласности Горбачев видел средство решения тех проблем, которые так страшно обнажил Чернобыль. По существу, она была задумана как иной и более прозрачный режим, переключение на который Горбачев и раньше уже освоил, но для тех же самых прежних механизмов. То, что старые механизмы могут и не выдержать нового режима, как не выдержал ускорения реактор в Чернобыле, по-видимому, еще не приходило ему в голову.

Горбачев посетил Чернобыльскую атомную электростанцию в 1989 году, через четыре года после аварии

[Архив Горбачев-Фонда]

Приказано говорить

Как и все в СССР, гласность сначала внедрялась сверху и в плановом порядке с помощью расстановки кадров. В августе 1986 года главным редактором газеты «Московские новости», которая была создана в 30-е годы для распространения на иностранных языках, а на русском стала выходить лишь в 1980 году, был назначен Егор Яковлев, сделавший малозаметный еженедельник флагманом гласности. Чтобы купить «Московские новости» в 1988 году в киоске, москвичи занимали очередь в шесть утра, остальные могли приехать к зданию редакции на Пушкинской площади и занять очередь к стенду с газетой.

Тогда же главного редактора крайне консервативного журнала «Огонек» Анатолия Сафронова, возглавлявшего его с 1953 года, сменил украинский писатель и журналист Виталий Коротич, повернувший редакционную политику на 180 градусов. Тираж «Огонька» вскоре достиг 4,5 млн экземпляров, но его тоже практически невозможно было купить в киоске: в нем печатались исторические материалы, разоблачавшие сталинские репрессии, и выступления экономистов — сторонников рынка, рассказывалось об успехах кооперативного движения.

В сентябре 1985 год писатель Сергей Залыгин, организовавший общественное движение против проектов переброски вод северных рек в Среднюю Азию (такой протест и сам по себе только что стал возможен), возглавил журнал «Новый мир», где через некоторое время были опубликованы «Котлован» Андрея Платонова и «Доктор Живаго» Бориса Пастернака, а чуть позже и произведения Солженицына и Джорджа Оруэлла. Тогда же Григорий Бакланов возглавил журнал «Знамя».

В мае 1986 года в московском Доме кино, который через три года станет базой оппозиционной Горбачеву «демократической платформы в КПСС», прошел V съезд кинематографистов СССР. Кинематографисты с треском провалили предложенные партийной организацией кандидатуры и избрали председателем режиссера Элема Климова, снявшего культовую комедию «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» (1964) и тяжелейший фильм о Великой Отечественной войне «Иди и смотри» (1985). По аналогичному сценарию, хотя и не с такими впечатляющими результатами, прошли затем и съезды других творческих союзов, в частности, Союз театральных деятелей возглавил Михаил Ульянов, который сыграет важную роль не только в кино, но и на съезде народных депутатов СССР.

В январе 1987 года «неделя грузинского кино» в московском кинотеатре «Тбилиси» началась с показа фильма Тенгиза Абуладзе «Покаяние» — блестящей в художественном отношении притчи, воссоздавшей атмосферу сталинских времен. Фильм был снят в Грузии при личной поддержке Шеварднадзе еще в 1984 году, но не имел тогда никаких шансов выйти на широкие экраны — его показ, произведший впечатление разорвавшейся бомбы, пробил зав. отделом пропаганды ЦК КПСС Александр Яковлев. Тогда же был опубликован роман Анатолия Рыбакова «Дети Арбата», детально описывавший время сталинского террора. О том, как оба эти произведения с трудом проходили политическую цензуру, в своих воспоминаниях рассказывают Горбачев и его помощники, но это была лишь вершина айсберга антисталинской литературы, исторических документов и исследований, которые стали выходить в СССР в журналах и отдельными изданиями в сотнях тысяч и миллионах экземпляров.

Кадр из фильма «Покаяние», демонстрация которого широким экраном в 1988 году стала своего рода прорывом плотины гласности

[Из открытых источников]

Все кандидатуры главных редакторов, как и наиболее громкие публикации, обсуждались в ЦК с Александром Яковлевым, и когда тот куда-то уезжал, то советовал дружественным редакторам на это время снизить обороты.

При этом Яковлев как зав. Отделом пропаганды ЦК до