Тварь. Графские развалины - Виктор Павлович Точинов

Ладно хоть свидетелей у его странного занятия не оказалось — пусть и выходной день, но Пасха прошла, а до Троицы еще далеко... На дальнем конце кладбища, впрочем, кто-то возился на могиле — но туда Кравцов не подходил.

Работа шла механически, и мысли были заняты другим. Другой записью в пинегинском дневнике, на той же странице, что и фраза про кладбище: “ГДЕ ЦАРЬ???????”

Вопрос сформулирован без кристальной четкости. Но Кравцову считал, что знает, о чем речь.

Дело в том, что недолгое соседство с последним императором — прикупившим “Графскую Славянку” для охотничьих забав — породила потом массу легенд среди спасовских обывателей.

Например, в двадцатые годы, когда гражданская война уже отгремела, а коллективизация еще не грянула — жил в Спасовке мужичок с простым таким прозвищем: “Царь”. Прозвище еще полбеды, так он и лицом походил на Николашу, благо внешность последнего монарха народ хорошо помнил, хоть и изъяли царские портреты к тому времени отовсюду... Понятное дело, ползли слухи, что один из великих князей любил ходить на сторону, причем, извращенец этакий, предпочитал именно крестьянок фрейлинам да дворцовой прислуге. Мужичок тех сплетен о покойной своей мамаше никак не подтверждал, но, что характерно, бороду и прическу стриг точно так, как носил покойный император. И на прозвище “Царь” откликался. Может, то было просто безобидное чудачество, которое могло скверно закончиться в бурные тридцатые годы.

Но “Царь” до великих чисток не дожил, скончавшись скоропостижно и весьма странно — пообедав, пожаловался на боль в животе, которая все усиливалась и усиливалась — и к вечеру умер в страшных мучениях, скорой помощи тогда и в помине не было... Вскрытием, понятно, тоже никто не озаботился. Старики, рассказывавшие Леньке Кравцову про смерть довольно молодого “Царя”, утверждали, что случился с ним заворот кишок, произошедший от съеденных очень наваристых, жирных щей с убоиной, запитых ледяной колодезной водой. Может так оно и было, дело темное... Кравцова история эта коснулась по простой причине: Федор Павлович Кравцов по прозвищу “Царь” приходился ему родным прадедом... Когда Леньке исполнилось шестнадцать, в стране происходил бурный ренессанс монархической идеи — наряду с множеством других напрочь позабытых идей. Люди вытаскивали из тайников давно там пылящиеся родословные (или хорошо платили за составление новых) — возводящие их род к Гедеминовичам, Рюриковичам, а то и к самим Романовым... Тогда Кравцов посчитал весьма лестным числить себя потомком, пусть и внебрачным, императорской фамилии. Юношеская дурь, конечно, — но рассказы стариков о “Царе” он слушал куда внимательнее, чем прочие их пропахшие нафталином байки...

Естественно, вся история “Царя”-Кравцова была стародавним деревенским приколом, — даже даты никак не совпадали, “Графскую Славянку” министр императорского двора Фредерикс присмотрел уже после рождения Кравцова-прадеда. Но Ленька однажды потратил два дня, облазив все кладбище до последней могилки — искал погребение “монархического предка”. Не нашел. Это показалось странным. Стояли там и более старые, заботливо подновляемые кресты — когда люди из поколение в поколение живут на одном месте, в таком сбережении памяти о предках мало удивительного. Но могила “Царя” не сохранилась. Могла, конечно, в войну угодить бомба или шальной снаряд... Но отчего потом не восстановили? Кравцов-отец, как ни странно, тоже ничего о месте захоронения своего деда не знал, — и, задумавшись, сам удивился: как-то не принято было в семье ходить на могилу “Царя”... В общем, маленькая семейная загадка. Интерес к ней Вали Пинегина — если запись в дневнике истолкована правильно — Кравцова по меньшей мере удивил...

...Три листа почти сплошь покрылись написанными от руки датами. Сжимавшие ручку пальцы не слушались, не хотели сгибаться, — последние годы для письма Кравцов почти исключительно пользовался клавиатурой компьютера.

Хватит, осматриваю последний участок, выборка достаточная, — решил он. И аккуратно записал даты с двух последних крестов. Чем-то эти цифры показались странно знакомыми: 11.07.1967 — 18.06.1984 и 03. 05.1968 — 18.06.1985.

Кравцов взглянул на имена и портреты. Ну точно, братья-погодки Федосеевы — погибшие на графских руинах в один и тот же летний день, но с перерывом в год... Могила ухожена, верно мать жива еще... Вот уж не позавидуешь такой старости.

Следующий час он занимался довольно тупой и нудной работой — переносил цифры с листов на компьютер, в программу, позволяющую статистически обрабатывать большие массивы цифр.

Первые же три сортировки, выведенные в виде диаграмм, принесли крайне интересные результаты.

Даты рождений спасовцев по годам имели два четко выраженных пика — послевоенные годы и начало шестидесятых — насколько знал Кравцов, эта статистика характерна и для всей остальной страны. Второй пик, собственно, был заметен только на фоне семидесятых и восьмидесятых годов — большинство представителей “шестидесятников” еще живы.

Месяца рождений у семидесяти процентов спасовцев старшего поколения приходились на промежуток между маем и августом. Тоже понятно — зачинали их в относительно свободные от крестьянских дел месяцы, наломавшись до упаду в страду, о продолжении рода-племени меньше заботишься. Чем дальше, тем закономерность эта становилась менее очевидной.

Числа рождений были разбросаны по месяцам абсолютно хаотично.

Со смертями все обстояло иначе. Голодные тридцатые, сороковые и пятидесятые собрали свою обильную жатву — в том числе и среди детей. (Кстати, тридцать седьмой и тридцать восьмой, столь горько оплаканные в перестроечные годы, ничем на общем фоне тридцатых не выделялись.) Но к этим вполне ожидаемым пикам прибавлялись и другие, не столь явные, — но ни с какими историческими событиями вроде не завязанные. Например, странный рост смертности наблюдался в восемьдесят восьмом...

Статистика по месяцам показала: чаще всего умирали спасовцы в феврале и июне-июле. Вроде, с медицинской точки зрения вполне объяснимо. Конец зимы — авитаминоз, дефицит ультрафиолета и общая усталость организма косят стариков. Лето — гипертоники и сердечники мрут от жары и скачков давления, молодые тонут при купаниях, разбиваются на мотоциклах, падают с графских руин... Именно так думал Кравцов, пока не посмотрел статистику смертей по дням, ожидая, что картина будет аналогичная рождаемости — хаотичная и бессистемная.

Увиденное шокировало.

Он вышел из вагончика, не выключив компьютер, торопливо вновь направился к кладбищу — благо ходьбы минут пять, не больше. Хотелось увидеть подтверждение вычисленному не с бесстрастного экрана...

Дорогой в голове билось: НЕУЖЕЛИ НИКТО ЭТОГО НЕ ЗАМЕЧАЛ?! СОВСЕМ НИКТО?!

Он прошел в тот конец погоста, куда не добрался со своей выборкой, — и где, по смутным воспоминаниям, были участки нескольких семейств клана Сорокиных...