Письма. Том второй - Томас Клейтон Вулф

Если в твоей книге встречается слово «дерьмо», скажут, что это явный плагиат из Рабле. Если мужчина и женщина окажутся в постели (или об этом будет упомянуто даже вскользь) это результат влияния старого доброго дуэта Джойс-Лоуренс. Может, чем-то я и обязан Джойсу, я читал этого весьма одаренного джентльмена самым тщательным образом, и нет ничего удивительного, если отдельные джойсовскис интонации проникли и в мою книгу. Что же касается Лоуренса, то в период работы над книгой я прочитал одну его новеллу «Куклу капитана», а этого маловато, чтобы объявить меня его преданным учеником, как это сделали многие рецензенты. Что же до «Моби Дика», (роман Германа Мелвилла, 1851 года) то это прекрасное произведение я прочитал всего лишь полгода назад, в Америке, чтобы понять, что за писатель этот самый Мелвилл, которому я так слепо подражаю. Боюсь, эти простые истины не убедят рецензентов – они понимающе улыбнутся и скажут, что все это не имеет значения, дело в «атмосфере», которая и оказала на меня влияние, что я «впитывал бессознательно» и прочее. Господи, лучше жить в пустыне, питаться озерной рыбой, швейцарской кухней, только бы не слышать этого бреда.

Теперь о докторе Суиннертоне: его рецензия начинается с длинной преамбулы об «этом поколении». [Рецензия Суиннертона начинается: «Один высокоумный рецензент сказал в прошлом году, что некий роман автора 1884 года «не представляет интереса для нынешнего поколения». Поскольку книга впоследствии очень хорошо продавалась, я полагаю, что рецензент ошибся и имел в виду лишь то, что она не понравилась ему самому. В сложившихся обстоятельствах я считаю необходимым четко заявить, что, хотя самые молодые писатели современности должны часто испытывать нетерпение по отношению к старшим, более известным и успешным, чем они сами, они не имеют права чувствовать себя так, как они это делают… Те романисты, которые сегодня достаточно велики, чтобы в них стреляли, не смогли бы выжить, если бы не обладали исключительным талантом. Глумиться над этим талантом – значит быть виновным в глупости. Глупость, потому что «это поколение» скоро будет атаковано в свою очередь»]. Правда, кавычки принадлежат ему – он цитирует «высокоумного рецензента», – но к тому моменту, когда он готов расправиться с моим гашишем, читатель чувствует, что «это поколение» – мой собственный продукт или вклад одного из моих соучастников. Прежде всего, дорогой Фрер, как я уже говорил вам в других письмах, в настоящее время я не очень-то озабочен «поколениями». В последнее время я основательно погрузился в «Екклесиаста», и этот замечательный человек высказал очень странную мысль, что одно поколение очень похоже на другое: «Одно поколение проходит, и другое приходит; земля же пребывает вовек». Эти разговоры о «поколениях», похоже, наиболее распространены среди людей «поколения Суиннертона» – я не знаю, что такое его «поколение» (видите, он и меня к этому подтолкнул) – мне всегда казалось, что он еще довольно молодой человек, написавший книгу «Ноктюрн», которую я однажды прочитал и счел очень хорошей – но теперь, когда меня поставили на место и сказали, где мое место, полагаю, мне придется представить себе мистера Суиннертона, стоящего у окна у окна «Юнион-клуба» или как его там по-английски, и с апоплексическим выражением лица и дрожащей козлиной бородкой взирающего на всех молодых парней, которые ведут себя непристойно на улице, лишь бы шокировать его.

Я заметил, что «это поколение» распространено как в Америке, так и в Англии, но мне кажется, что в Англии оно распространено больше. Возможно, дело в войне, но эти пожилые люди (они сами настаивали на этом поколении, не забывайте), кажется, думают, что молодежь объединилась в какое-то преднамеренное движение против их традиций. Например, Суиннертон говорит: «Что касается работы действительно молодых, насколько она нова». (Эта новизна, конечно же, преследует их разум.) «Есть ли в ней новая техника? Есть ли новые идеи, новое отношение к жизни? Мне скажут «да», но я не соглашусь»… Ему могут сказать «да», но я никогда не скажу ему «да» – скорее всего, ему скажет «да» эта соломенная кукла, которую он создал в качестве спарринг-партнера в своей статье и которую он так часто сбивает с ног с такой восхитительной легкостью. Разве не прекрасна была бы жизнь, Фрер, если бы мы могли улаживать дела наших оппонентов и оправдывать наши предрассудки таким образом – просто создав маленькую куклу, которую мы могли бы расплющить по любому поводу, восклицая: «Вы думаете, что вы очень умны, не так ли? (Бам!) Вы думаете, что можете предложить что-то новое, не так ли? (Пиф!) У вас появились новые чувства к жизни? Думаете, вы можете нас шокировать? Думаешь, ты единственный, кто когда-либо был молод? Думаешь, ты можешь насмехаться над старшими? Я вам покажу! (Баф! Бам! Пиф! Паф! Удар!)».

Что касается меня, то у меня нет ни «новых идей», ни «нового мироощущения». Возможно, в устах представителя «нового поколения» это прозвучит несколько ошарашивающе, но я никогда не мог понять, как это писатель, творя из материалов вечных и неизменных, может создать нечто, чего до него не было! Читая этим летом Библию, я обнаружил, что в Екклезиастс, Книге Иова, Песне Песней удивительным образом выражено то, что я сам вот уже почти тридцать лет смутно ощущал. Мне не только нечего добавить к тому, что я там прочел, – мне остается лишь поражаться глубине, мудрости и красоте этой прекрасной поэзии и сознавать собственное ничтожество. Каждый из нас рождает свое видение мира из самого себя, у каждого свой жизненный опыт, но требовать от этого опыта «новизны», какой-то призрачной и невероятной «оригинальности» значит попросту впадать в безумие.

Суиннертон предполагает, что ему уже за сорок – полагаю, он родился в 1880-х. Я родился в 1900 году, но я представляю, что он появился из чрева матери точно так же, как и я, полагаю, что он испустит дух точно так же, как и все мы, и что процессы, сопровождающие его упадок, смерть и распад, будут такими же, как и у всех людей.

Суиннертон использует слова «болтливый», «поверхностный» и «претенциозный» [Суиннертон на самом деле не использовал слова «поверхностный» или «претенциозный» по отношению к Вулфу. Однако он сказал: «У мистера Вулфа очень опасная беглость. Он болтлив, особенно в своих импровизациях сцен в баре, домашних сценах, в которых разгневанный отец выступает механически, и сцен кокетства; и, на мой взгляд, он невыносим в своих пассажах экстатического