Кто придумал землю? Путеводитель по геофилософии от Делёза и Деррида до Агамбена и Латура - Максимилиан Неаполитанский

средневековья проявляло особую чувствительность именно к высоте и выси. <…> Именно вертикальное измерение было духовно-эстетической и архитектурной доминантой средневекового сознания. И высь, и высота ставили христианина – эстетически и символически – перед тем, что не от мира сего. Высь была символом близости, действительности и в то же время обособленности Божественного[241].

В Новое время пришла «даль» – взгляд на окружающий мир до возможных пределов горизонта, который требует освоения. Лишаев пишет, что взгляд человека, который до этого был направлен ввысь и в небо, наконец обратился к земной поверхности как новой ценности, а также устремился в будущее (конец времен так и не настал, поэтому теперь пришло время представить, что ждет нас дальше). Эпоха Великих географических открытий, гуманизма и утопий[242] обнаружила в том числе эстетическую ценность пространства и времени как двух форм движения к возможному новому миру и самому будущему, которое нас ожидает:

Стремление к открытию-освоению мира, движение вперед, в неведомую даль, никогда еще не оказывало такого заметного воздействия на целые народы, как в Новое время[243].

Однако пространственная чувственность Нового времени сейчас тоже претерпевает изменения, на ее место приходит «близь», а сам баланс «дально-близости», как его назвал Петер Слотердайк, становится главной опорой для наших отношений с пространством. Атлас – выражение новых отношений, способ восприятия, которое складывает пространство в компактные слои.

Клозе и Штайнингер выбирают такую же форму: они предлагают воспринимать нефть как подземную силу и хтонический ресурс. Это глубинное вещество, которое, на их взгляд, формирует современность. Если философ Джорджо Агамбен писал о забвении Хтонии, то атлас нефти дает на его опасение неожиданный ответ: мы не забыли Хтонию. Она основа нашего времени. Нефть – это постоянное присутствие Земли и ее подземной мощи, а также источник историй, технологий, войн и катастроф. Клозе и Штайнингер предлагают смотреть на современность как на многослойное пространство, где пересекаются технологии, геополитика, экология и философия:

Современность – это не одна линия времени, а наложение множества эпох. Атлас нефти – это археология настоящего[244].

Нефть в значительной степени структурирует нашу эпоху: это «рудник, откуда извлекают взрывоопасные сокровища», – пишут авторы атласа. Они приходят к выводу, что наше знание о нефти – это вечный поиск. Как археологи, мы раскапываем ее невидимые (подземные) смыслы, обнаруживаем, что нефть больше чем источник энергии.

Нефть и текст: сырьевой роман

Давайте обратимся к конкретным примерам – к тем случаям, когда нефть проникает в самые неожиданные области жизни и культуры. Клозе и Штайнингер замечают, что в литературе ХХ века нефть в жанре сырьевого романа предстает как символ абсолютного подчинения, добываемого исключительно «бравыми добытчиками» – мужчинами. Литературный сплав маскулинности и нефти продолжает философскую традицию, в которой земля, природа и материя всегда мыслились как пассивные, ждущие, когда их подчинят и превратят в ресурс.

Что такое сырьевой роман? Это был очень популярный жанр – особенно в немецкоязычной литературе, – рассказывающий о нефтяной промышленности, в которой заняты исключительно мужчины («гениальные химики и отважные инженеры»). Обратимся к роману Отмара Франца Ланга «Мужчины и нефть» (1956); в центре сюжета – мужчины-герои, добывающие нефть, и их отношения с ресурсной политикой, которая выводит четкую связь маскулинности, силы, подчинения природы и нефтепромысла. Ту же самую идею можно проследить в фильме «Гигант», где Джеймс Дин, петромаскулинный нефтяной пионер, вымазывает свое лицо нефтью в знак триумфа, демонстрируя не только силу и сексуальность своего героя, но и его доминирование над Землей.

Однако нефть воздействует не только на маскулинность, но и на феминность. Как замечают Клозе и Штайнингер, до сих пор малоизученным наследием связи нефти и гендера остается косметика. Они описывают рекламную кампанию Maybelline времен Второй мировой войны, когда из-за дефицита нефтепродуктов косметическая индустрия столкнулась с кризисом. Та реклама, говорящая о женщинах, гласила: «Они вносят свою лепту, сохраняя женственность. Это одна из причин, по которой мы сражаемся». Maybelline производила базовое средство для наведения красоты – тушь для ресниц и бровей. В ее состав входила газовая сажа (черный краситель, получаемый из природного газа), которую смешивали с нефтяной основой для придания взгляду выразительности. Когда нужды армии привели к ограничению поставок нефтепродуктов в гражданский сектор, в американское правительство поступило предупреждение. Там говорилось:

Война не должна привести к дефициту шарма, поскольку утрата красоты может снизить боевой дух нации[245].

В итоге это вмешательство было успешным: косметическая промышленность была объявлена важным военным ресурсом, и производство продолжилось.

Негарестани и вымышленная нефть

Своеобразным современным продолжением сырьевого романа является легендарная «Циклонопедия» Резы Негарестани. В ней он, например, пишет, что петрополитика есть картография нефти как вездесущей субстанции, нарративизирующей динамику всей Земли:

…нефть – низовое течение всех нарраций. Петрополитика может изучаться для того, чтобы привести к возникновению <…> мира, нарратив которого производится главным образом нефтью и с ее помощью[246].

Петрополитика здесь – это не только политика, связанная с контролем над нефтяными ресурсами, но и специфическая метаполитическая сущность, структурированная самой логикой нефти. Власть в ней распределяется так же, как нефть: она движется по своим каналам, проходит сквозь границы, минуя национальные и экономические барьеры. Можно сказать, что нефть диктует ритм мировой истории, создавая свою временную шкалу, где периоды роста и кризиса совпадают с ее движением.

О нефти Негарестани говорит устами своего героя – бывшего профессора Тегеранского университета, археолога и исследователя месопотамских оккультных расплавов, Ближнего Востока и древней математики – доктора Хамида Парсани. Для Парсани нефть есть «черный труп Солнца», который маркирует «переоткрытие мифологии как политической геофилософии, колеблющейся между экономией и этикой открытости»[247].

Помимо этого, Негарестани анализирует роль нефтепровода – не в качестве способа военного нападения, а как способа поддержания жизни. Здесь встречается и известное определение нефти как «стратегической смазки» различных политических процессов:

Трубопровод поставляет нефть как стратегическую смазку и нейтральный носитель машин войны с мобильной и распыленной эффективностью. Нефть достигает фронтов крестового похода по трубопроводам; закачивая в трубу газ вместе с нефтью, можно достичь самых дальних уголков. Как только нефть доберется до места назначения, машины войны крестового похода, первичная диспозиция которых – динамичность, заправятся этим топливом и соединятся с нефтью и ее производными. По мере того как машины западного просвещения потребляют нефть, либо сжигая сгусток, либо жирея на сгустке, контрабандные машины войны начинают активироваться и вырываться из химических связей[248].

Негарестани действительно поэтично описывает отношения нефти и современности. Он говорит о метаморфозах, в которых нефть потребляется и совершает свою