Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

отроду лет… Шестнадцать, наверное, но количеством белил и румян у себя на лице, как и количеством перстней на своих пальцах, она запросто могла посоперничать с какой-нибудь умудрённой жизнью и видавшей всякие виды пятидесятилетней матроной.

«Фон Сольмс… Уж не дочь ли она графа Вильбурга?» — Думал Волков и целовал ей перчатку. Вот уж никак ему не хотелось быть так близко к этой родственнице обер-прокурора, а она ещё и запищала сладостно, притом смотря ему в глаза ласково и не выпуская его пальцев:

— Ах, барон, барон, не сядете ли со мной, моё место там, — она показала ему ручкой. И пообещала: — Я была бы счастлива.

И пока Волков, чуть растерявшись, думал, что ей ответить, принц всё расставил по своим местам:

— Клементина! Я вас прошу! — он говорил с нею весьма твёрдо, а ещё немного фамильярно: — Угомоните свои притязания, я вам уже сказал, все рассядутся согласно прописанного, а не так, как вам возжелается.

— Ах, какой вы злой, Георг! — обижается дева. Её сильно напудренное, почти белое лицо, выглядит и сердитым, и комичным. И Волков, глядя на неё, смеётся.

А девица говорит и ему и принцу чуть запальчиво:

— Рада, что повеселила вас, добрые господа.

И тогда генерал снова берёт её руку и говорит ей:

— Вы очаровательны, милая дева, — а после снова целует её перчатку.

Теперь она довольна, и снова улыбается:

— А может всё-таки сядете со мной, барон?

Но принц безжалостен с нею, он беспощадно оттесняет деву от генерала:

— Клементина фон Сольмс! — он почти кричит на неё. — Идите уже на своё место. Кузина, отойдите, прошу вас, дозвольте же мне представить других дам! — И после поясняет Волкову: — Она с самого детства была такой же раздражающей и своевольной липучкой.

Дева корчит герцогу гримаску негодования: как же вы мне противны, кузен, и подобрав юбки, нехотя отходит от Волкова. Другие три дамы были чуть старше фон Сольмс, но и они были очень молоды и происходили из самых благородных семейств. Одна из них — полногрудая и глазастая Изабелла фон Шветцингер ему вообще приглянулась. Да и она улыбалась весьма ласково:

— Ах, барон, матушка моя была на том обеде у герцогини, на котором вы были, так потом только про вас и говорила…

— Про меня? — удивляется Волков.

— Про ваши подвиги, — поправляется девица чуть смущаясь. — Все дамы в Вильбурге два дня только о них и говорят. Все восхищаются вами.

Генерал кланяется ей низко: благодарю вас, моя дорогая.

«Незамужние все. Неужто их отцы и братья не знают, где эти девы?»

Волков хоть и улыбался все им и кланялся, но чувствовал себя среди этой молодёжи неуютно. Любой из присутствующих здесь ему годится в сыновья или дочери.

И тут среди молодёжи находятся ещё два графа, один из них был уже знаком генералу, то был Годфруа Эрнст Алоиз де Фрион граф де Вилькор. И ещё был высокий и статный граф Гройзаксен.

И вот граф де Вилькор на правах знакомца уже обращается к генералу:

— Мы хотели посадить вас среди наших дам, да они у нас глупы, — он и другие юные господа смеются, — и решили, что посадим вас меж мною и принцем, пойдёмте, барон, вот сюда… — Он указывает Волкову место в середине большого, накрытого скатертями, стола. Генерал соглашается и кивает юноше: конечно же, граф.

Два десятка самых знатных юношей и дев большой земли, будущие её сеньоры, ну, кому же ещё быть в окружении принца Ребенрее. Они все, радостно болтая рассаживаются за столы.

— Где музыканты? — вопрошает принц и крутит головой. Он чувствует себя распорядителем ужина, бала… И найдя глазами хозяина заведения распоряжается: — Любезный… Пусть музыканты уже заходят!

На столах стоит хорошая посуда, на блюдах уже положена та еда, что едят холодной. Роскошные, длинные жареные с розмарином говяжьи вырезки, к ним соусники с чёрным перечным соусом. Тут же на блюдах нарезаны тонкими ломтями несколько видов окороков, постных, печёных в горчице, и жирных, с толстыми краями сала, которые подают, усыпав их красным жгучим перцем. Тут же большие вазы с солениями. И это лишь начало, Волков чувствует запах жареной баранины, что доносится с кухни. Лакей из-за спины наливает ему серебряный кубок вина. Кстати, кубок, тут, на столах, всего один, все остальные хоть и красивы, но из стекла. Даже усевшемуся рядом с ним принцу вино наливают в слегка синий, прозрачный стакан. Значит Волкову предоставлен кубок чемпиона. Так, обычно, возвышают победителей рыцарских турниров. Когда на последнем, праздничном ужине все иные господа, пусть среди них будет даже сам король, пьют из посуды более простой, чем пьёт первый рыцарь турнира. Кубок тот, кстати, остаётся у рыцаря навсегда, как подтверждение его первенства. Генерал рассматривает сосуд:

«Прекрасная работа».

— Попробуйте вино, барон, — советует ему принц. — Это из погребов нашего графа.

Волков пробует вино. Оно отменное. Но генерал не знает этого напитка и смотрит на де Вилькора:

— Что это?

— Это шардоне из Шабли, пятилетнее, — отвечает молодой граф почти с гордостью.

— Великолепно же, правда? — спрашивает принц и сам отпивает из бокала.

— Никогда не пробовал ничего подобного, — соглашается генерал.

— Южные вина, из Ламбрии и Астии, которые здесь все пьют, — важно начинает рассуждать де Вилькор, — они не плохи, но на наш вкус слишком терпкие, немного резкие. Это от излишка солнца, от того выходит чересчур сладкий виноград. Вина из-за реки, они более тонкие. Изящные.

— А у этого ещё и вкус… — Волков снова пробует вино, — кажется, апельсинов.

— Именно, господин барон, — соглашается граф, — привкус апельсина, хотя некоторые находят привкус орехов. Некоторые говорят, что белое вино не идёт к мясу, но на мой взгляд, это лёгкое вино идеально подходит к говядине с кровью и перечным соусом. Прошу вас, барон, попробуйте.

— Готфрид, барон обязательно попробует, — прервал его Георг Альберт, — но я вижу, что вино уже разлито для всех гостей, я должен открыть ужин и сказать тост.

Молодой герцог чувствовал себя на этом собрании молодых господ как рыба в воде:

— Господа, — он встал. — Как хорошо, что мы додумались собраться не во дворце… Нам бы, всякие важные люди, нипочём там не дали бы повеселиться.

— Ха-ха… — смеялись повесы. И хлопали в ладоши девы: — Истинно, принц, истинно.

«Вырвались дети из-под взора родителей. Как бы не набедокурили!»

А принц продолжал:

— И первый мой тост за того, кто стал поводом нашего счастливого собрания. Я хочу выпить, господа, за того, кого по праву считают первым рыцарем Ребенрее, за того, кто снискал себе славу победителя, и того, кого прозывают Инквизитором. За барона