Педагогика творческой личности - Константин Николаевич Вентцель

наличным запасом идей, понятий, мыслей, которыми я располагаю, определяют для меня их истинность. Следовательно, не кто иной, как я, я сам, делаю то или другое истиной, и ничто внешнее не может сообщить истинности тем идеям, которые я считаю истинными. В этом смысле не может существовать общеобязательной истины, которую я, хочу или не хочу, должен принять, хотя это нисколько не исключает того обстоятельства, что то, что я признаю истиной, может совпадать с тем, что признает истиной великое множество других людей. Это совпадение, вытекающее из общности и некоторой одинаковости духовного богатства моего и других людей, не должно затушевывать перед нами того факта, что всякая истина индивидуально обусловлена, что всякая истина становится истиной только в силу свободного согласия индивидуальной личности на признание ее таковой. А если всякая истина, будет ли это истина научная, этическая или религиозная, индивидуально обусловлена, то отсюда уже самым очевидным образом следует, что всякая истина имеет относительный характер и не может претендовать на абсолютное значение, и это в особенности применимо к истинам, имеющим отношение к нашей жизни и деятельности, к истинам этического и религиозного характера, к истинам, касающимся смысла человеческой и мировой жизни. Эти истины в еще большей степени, чем истины научные, индивидуально обусловлены.

В области этической и религиозной абсолютная истина являлась тою цепью, которую хотели наложить на человеческое мышление. Человеческой мысли как бы говорили: «стой, остановись, здесь дальше идти некуда, здесь — святыня, созерцай ее, упивайся ею, но не осмеливайся к ней прикасаться, берегись ее исследовать, это было бы с твоей стороны святотатством!» Но смелая и дерзкая мысль человека не соглашалась остановиться перед теми рогатками, которые перед ней воздвигали, — она прикасалась к святыне, она ощупывала ее со всех сторон, она ее исследовала и многократно убеждалась, что то, что считалось людьми святыней, было не более как блестки и мишура. Ссылаться на абсолютные истины и признавать абсолютные истины — это значит, в сущности, ставить преграды для человеческой мысли, это значит запрещать ей двигаться вперед. Развитие мысли беспредельно, и не будем тормозить это развитие верой в абсолютное!

Но если и в безличной области идей нет ничего незыблемого, если и идеи текут, движутся, изменяются, если одни «абсолютные идеи» уступают свое место другим, одни святыни сменяются другими, если истина относительна, то еще более зыбким, колеблющимся и относительным мы должны признать всякий личный авторитет. Он еще менее может претендовать на долговечность, на абсолютное значение, он имеет еще менее священный характер. И если человечество должно стремиться к тому, чтобы в области мысли, в сфере идей освобождаться от всякого ига авторитетов, от всякого владычества абсолютных истин, должно стремиться к утверждению царства — в настоящем смысле этого слова — свободной мысли, т. е. мысли, освободившейся от гнета «абсолютного», то вместе с тем оно должно стремиться и к тому, чтобы как можно скорее покончить со всеми формами и видами личного авторитета: они еще менее законны, еще менее дозволены, чем авторитет безличной абсолютной истины, на которую они, ища своего оправдания, в конце концов принуждены бывают опереться. И когда мысль человека действительно станет свободной, то все формы авторитета, какие бы славные имена они ни носили, исчезнут, как исчезают призраки ночи перед сиянием озаренного солнцем дня.

Мы все еще всецело находимся под властью «абсолютного». Оно сковало, стеснило нас со всех сторон. Оно не дает нам свободно дышать, свободно думать. Оно, как твердый, тяжелый камень, стало на дороге человечества, на пути его к высшим формам существования и жизни. Оно, как железная стопудовая гиря, повисло на наших ногах, и мы еле передвигаем их, и в то время как мы могли бы пройти сотни верст, мы проходим только одну миллионную этого. Мы едва ли в состоянии и представить себе, какими быстрыми шагами станет двигаться человечество на пути прогресса, когда его перестанет давить этот тяжелый гнет «абсолютного», когда кончится царство так называемой абсолютной истины и наступит время свободного искания и свободной мысли!

Мы думаем, что если мы свергнем тех владык, которые проявляют свою власть и силу в сфере политической и экономической жизни, то мы этим самым освободим человечество. А между тем мы не замечаем других владык, которые тоже господствуют над нами, и мы терпим это господство и нам не приходит даже и мысли возмутиться против него. Мы думаем, что достаточно только уничтожить политическое и экономическое рабство, и наступит царство свободного человека. И мы глубоко заблуждаемся. Если даже исчезнут политические и денежные властители, то останутся еще все же властители в области духа, и человечество, если оно действительно жаждет свободы, должно будет покончить и с этою самою глубокою и самою ужасною формою рабства, которая является, по всей вероятности, в конечном счете источником всех других форм его. Вот почему дело духовного освобождения не следует откладывать в долгий ящик, оно должно начаться уже теперь.

Мы ужасаемся тому, что в политическом мире все еще существует абсолютизм. А что же такое представляет нам мир духовный? Разве мы не видим, как люди сажают на трон мысли какого-нибудь Маркса, Ницше, Толстого?! Я уважаю каждого из этих писателей, я глубоко ценю их заслуги перед человечеством, но не будем же делать из них царей и властителей! Царь-Маркс, царь-Ницше, царь-Толстой — ведь это что-то ужасное, ведь это говорит о косности человеческой мысли, ведь это говорит об оковах, надетых на свободную человеческую мысль, ведь это говорит об упадке духа искания, ведь это знаменует рабское состояние приниженной человеческой личности! Я в глубине души уверен, что ни Маркс, ни Ницше, ни Толстой не желали трона и не являлись претендентами на него, и только, окруженные рабами, они невольно оказались в положении владык. Во имя уважения к свободной человеческой личности будем бороться против этой ужасной формы рабства. «Кто ты?» — спрашивают обыкновенно отдельного человека. Ты марксист? ты ницшеанец? ты толстовец?.. И каждого спешат и каждый сам себя спешит зачислить в подданство к тому или другому царю мысли. Но к чему это подданство? зачем быть марксистом, ницшеанцем, толстовцем, будьте сами собой, будьте свободною личностью, которая не укладывается ни в рамки марксизма, ни в рамки ницшеанства, ни в рамки толстовства, будьте шире и глубже этих рамок; будьте так же широки и глубоки, как широки и глубоки Маркс, Ницше и Толстой, как отдельные свободные личности, неутомимо ищущие правды и истины! В области мысли нет царей и нет подданных: каждый должен быть свободною самодержавною личностью