Семейная драма XVIII столетия. Дело Александры Воейковой - Александр Борисович Каменский

напоминать, а тем самым раздражать мужа своего отнюдь было не должно. 3-е. Просит она, чтоб все вексели и крепости, кои муж делал по разлуке с нею, уничтожить, чего ни в каких законах нет, чтоб муж в своем имении без жены не имел власти. А по сему и сию ее просьбу, как она противна законам, отставить. 4-е. Хотя она мужа своего в развращенной жизни и порицает, но по атестатом, данным от рязанскаго и московскаго дворянства, в распутной жизни нимало не уличен, а выходит совсем тому противное, то и по сему другаго заключения сделать неможно, как что она по дурному своему нраву так его безчестит, как то доказывает писанное письмо от матери ее к ея дочерям, которое ея извещение также по справедливости не заслуживает внимания. 5-е. Хотя она на Гудовича и делает нарекание, что он не дал ей формальнаго суда, а послал ее в совестной суд неправильно, но как по существу дела сего довольно видно, что господин Гудович в совестной суд ее просьбу препроводил на основании высочайших Ея императорскаго величества светейших правил, данных совестному суду. Она, однакож, хотя оной суд основан на правилах добрыя совести и человеколюбия, от онаго отреклась по дурному знатно сердца ее разположению и по злобе на мужа, ибо кажется никакое благое средство к обращению ее есть недостаточно. Следовательно, сие ея нарекание на господина Гудовича произошло не только не дельно, но, по справедливости сказать, и дерзко, почему и оное оставить без уважения. 6-е. Сенат, как по взятому делу значит, определение свое сделал правильно, на основании законов и не в отмену перваго своего определения, ибо первым определением по прошению ее велел сие дело разсмотреть на основании законов, не имея у себя в виду ничего противуречащаго прошению ее. А как получил репорт от господина Гудовича и прошение от мужа ее с приложением атестата, где вышли совсем новыя обстоятельствы, противныя прошению ея, то наконец и определил на основании высочайшаго Учреждения разобраться ей в московском совестном суде. Что ж касается до нарушения брака, то определил ей на основании ж законов просить в духовном суде. Но она однакож о сем никогда не просила. А по сему она, Воейкова, держась самой истинны, в неправильном нарекании Сената, также и господина Гудовича, осталась виновна. 7-е. Приносила она, Воейкова, жалобу на секретарей Ея императорскаго величества, что они подаваемых на имя Ея императорскаго величества прошений от нее не принимали. По разсмотрении ж ее писем ныне оказалось, что оных принять они не могли, потому что в них написаны бранные и ругательные слова и именно о княгине Несвицкой и о муже ее, каковых прошений принимать, да и писать законами запрещено. А по сему и сия ее жалоба есть не дельная. 8-е. Приложила она с писем княгини Несвицкой от брата к полковнику Глебову и от секретаря Бурцова копии. А при показании своем объявила и подлинные генералу-прокурору, по коим она подозревала, что Сенат решение не в ее пользу сделал по происку мужа ее и княгини Несвицкой и что она не согласилась по тому Бурцова письму дать Рубану требуемых денег. Но как существо самаго дела показало, что Сенат ни по чьему наставлению, а держась правил, законом установленных, решение свое зделал, что не отдал мужа ее и имения его в опеку по деланию ее, чего и сделать было невозможно, ибо отдавать повелено в опеку распутную жизнь имеющих по извещению отца, матери, или ближайших родственников, или б же кто бы примечен от правительства или от наместника. Но сего ни от кого, кроме ее, на мужа извещения не выходило. А по сему и оное показуемое ею подозрение, яко недельное, оставить без внимания. Что ж она в подозрение поставляла продажу сапожника мужем ее, то и сие также принять недостойно в уважение, ибо всякой в своем имении власть имеет продать, дать и передать. А потому по самой истинне нельзя сказать, чтоб она была кем-либо по делам ея прошением притесняема, а только изнуряла себя своим своенравием. Что ж она подозревала Годдеина о поноровке дворецкому мужа ее, то сие само по себе недельным оказалось, первое, потому что она того письма сама не видала, да и никто ей о намерении мужем ее убить до смерти не сказывал, а вывела она сие подозрение сама собою. К тому ж чтоб граф Брюс приказал собою без судебнаго места высечь того дворецкаго, то сие вероятия не достойно, потому что граф Брюс по словам высочайшаго ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА Учреждения без суда никого наказывать власти не имел. И наконец 9-е, в разсуждении всего вышеписаннаго, а паче за дерзостную подачу описанных неправильных своих ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ прозьб, что многими законами строжайше запрещено, по установленным законам достойна тяжкого осуждения, но, поелику сие от нее произошло как от жены более своенравной и не сведущей правил добронравия и скромности, пристойной полу ее между сожительствующими, то от положеннаго законами осуждения из единаго милосердия ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА ее освободить. А дабы однакож впредь от нее напрасных нареканий не произходило, да и ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА таковыми не дельными прошениями утруждать не осмеливалась, то велеть ей жить в Рязане, не въезжая в обе столицы ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА никогда. На содержание ж ее велеть мужу ее давать в год по 500 рублей, кои он по доброй своей воле у генерала-порутчика Гудовича давать обязывался. И оныя деньги оной Воейковой взносить имеет всякой год в приказ общественнаго тамошняго призрения, откудова ей оных доставить[124]. При всех описанных в сем определении, а паче открывшихся по делу неспокойных или, прямо сказать, своенравных ее, Воейковой, расположений не достойна она сожаления, но, поелику она в показании своем, как бы раскаиваясь о своих деяниях, говорила, что она ничего более не просит и не желает, как чтоб жить с мужем и с детьми вместе, то в разсуждении сего ея признания, а, может быть, что она и сама чувствует свое заблуждение в причиненной мужу обиде и в раздражении его, то, снизходя слабости ея, а паче, держась правил человеколюбия ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА, можно ей предоставить свободу в том, чтоб она изыскала согласное с божескими положениями средство к совершенному примирению с мужем ее, а притом господину Еропкину дать приметить, чтоб и он со своей стороны, как благонамеренной человек, и будучи родственник Воейкову, по доброму сердца его расположению и благоразумию употребил также удобовозможныя средства внушить и мужу ее,