«Балканский фронт» холодной войны: СССР и югославско-албанские отношения. 1945-1968 гг. - Александр Животич

идеологической кампании и озвучивания новых обвинений в адрес советского руководства. Москва же, будучи обремененной проблемами в Чехословакии, а также необходимостью принимать меры к сохранению военного и политического союза, не обращала особого внимания на антисоветскую риторику Тираны[720]. В пользу данного утверждения свидетельствует тот факт, что в ходе совещания представителей коммунистических и рабочих партий, состоявшегося в Москве 18[721], 24[722] и 25 августа[723], не рассматривалась возможность какого-либо военного или политического воздействия на Албанию. Также не обсуждалась реакция Пекина на совместную интервенцию в Чехословакию[724].

Албанское руководство, опасаясь советского вторжения, издало следующие распоряжения: произвести частичную мобилизацию; усилить гарнизоны на границе с Грецией и на адриатическом побережье; организовать учебные мятежи для проверки боеготовности; сформировать молодежные и территориальные отряды; ограничить передвижения иностранцев вне центральных кварталов Тираны. Был направлен протест Болгарии в связи с концентрацией войск на ее территории, что якобы служило угрозой миру на Балканах[725]. Кроме того Албания для укрепления своего международного положения предприняла шаги к улучшению отношений с соседними государствами, а также с некоторыми государствами Европы, в первую очередь со скандинавскими. Тирана также стремилась к установлению дипломатических отношений с теми странами, с которыми до этого у нее их не было. Действия албанской дипломатии имели успех: число стран, признавших НРА, возросло с 30 до 74. Тем не менее, в отношениях с Грецией существенных изменений не произошло: сохранилось состояние войны, длившееся с 1940 г. (дипломатические отношения были установлены лишь в 1971 г.)[726]. Тем не менее, несмотря на то что чехословацкие события вынудили официальную Тирану к более реалистичной оценке внешнеполитической ситуации, основные компоненты ее внешнеполитического курса не поменялись. Китай остался главной опорой Албании на международной арене. Албанские официальные лица подчеркивали, что основную опасность представляет СССР, который после XX съезда КПСС встал на путь «ревизионистской политики»[727].

В страхе перед возможной интервенцией со стороны СССР и его союзников Тирана активно занялась налаживанием отношений с Белградом. Причина этого — внешнеполитическое положение Албании, которая, находясь между Сциллой Китая и Харибдой СССР, пыталась обрести опору в лице соседних государств. В ходе выступления в стенах Народного собрания Шеху подчеркнул, что Албания хочет нормальных отношений с соседями, основанных на полном взаимном уважении суверенитета и невмешательстве во внутренние дела. В духе этого заявления была снижена активность антигреческой пропаганды, а также активизировалась работа по развитию отношений с Италией и Турцией[728]. В контексте курса на развитие связей между балканскими государствами были предприняты соответствующие шаги навстречу Румынии, дистанцирование которой от остальных стран — членов ОВД и отказ от участия во вторжении в Чехословакию импонировали также и Белграду[729].

Сразу после интервенции государств ОВД в Чехословакию в албанских СМИ прекратилась острая антиюгославская кампания. Албанские дипломаты, члены албанских делегаций, входивших в совместные двусторонние комиссии по демаркации границ и решению пограничных споров, а также дипломатические представители НРА за рубежом инициировали обсуждение последних событий, подчеркивая готовность правительства и народа Албании отстаивать свою свободу и независимость[730]. Полагая, что главная угроза исходит от СССР, в Тиране не исключали, что опасность могут представлять и Греция с Италией[731]. Кроме того, представители НРА неформально сообщили югославской стороне, что в случае войны они готовы защищать пролив Отранто, так как греческий корпус в составе пяти дивизий готов к действиям в направлении Албании и Югославии[732], а также что по имеющейся информации итальянцы внимательно отслеживают передвижения югославских войск в адриатической зоне[733] и заняты вербовкой диверсантов из рядов югославских гастарбайтеров на Западе. Все это свидетельствовало о том, что албанцы серьезно озаботились проблемой повышения обороноспособности страны[734].

Хотя Белград получил от итальянского военного и политического руководства заверения в том, что со стороны Италии ему не грозит военная опасность, общая атмосфера кризисной ситуации, сложившейся после чехословацких событий, способствовала распространению разнообразных страхов и подозрительности[735]. Что было нового в этих условиях, так это готовность Албании после многих лет конфликтов и противоречий вести с югославами открытые, хоть и неофициальные, переговоры об актуальных проблемах. Используя те же каналы, албанская сторона инициировала несколько встреч, в ходе которых излагалась актуальная позиция албанского правительства в отношении Югославии. Неоднократно подчеркивалось, что идеологические противоречия должны отойти на второй план, а основное внимание в двусторонних отношениях надлежит уделить отстаиванию независимости обоих государств. Руководители НРА и АПТ заверяли, что на албанско-югославской границе воцарится мир, что с территории Албании не исходит никакой угрозы для СФРЮ, а также что Тирана окажет посильную помощь Белграду и Бухаресту, если те подвергнутся агрессии[736].

Сосредоточение военных сил ОВД на югославских границах побудило СФРЮ принять ряд мер оборонительного характера: повысить уровень боеготовности вооруженных сил; произвести мобилизацию и сосредоточение войск на границе с Венгрией и Болгарией, а присутствие в Средиземноморье мощной группировки советского ВМФ побудило албанское правительство предпринять дополнительную мобилизацию и сосредоточение войск в прибрежной полосе и на границе с Грецией[737]. В ходе контактов с югославскими коллегами албанские дипломаты неофициально подчеркивали необходимость улучшения двусторонних отношений в интересах совместной обороны в случае нападения на одну из стран или на обе одновременно. Подобная позиция встретила особое одобрение югославской стороны[738].

Кроме того, албанское правительство в интересах улучшения отношений с Югославией перестало обвинять ее во мнимых империалистических намерениях и угнетении албанского национального меньшинства. По проблеме Косова и Метохии албанцы теперь занимали гораздо более гибкую позицию. Подчеркивалось, что албанцы в Югославии пользуются всеми возможными правами и имеют равные с остальными возможности для развития[739].

Албанская сторона демонстрировала большую готовность к решению открытых вопросов двусторонних отношений. С этой целью состоялось заседание подкомиссии по проблемам водного хозяйства[740] и комиссии по урегулированию пограничных инцидентов[741]. Начались переговоры о заключении ветеринарной конвенции, заработала Комиссия по вопросам торгового обмена. Однако, несмотря на очевидные признаки взаимного потепления, отношение к югославским дипломатам в Тиране не изменилось. Оставалось в силе ограничение на передвижение, запрещалось общаться с албанскими гражданами, продолжилась слежка. Официальные контакты остались на уровне референтов. По сравнению как с западными, так и с восточными дипломатическими представительствами посольство в Югославии в Тиране находилось в дискриминированном положении[742]. Подобное поведение выглядело вполне логичным, с учетом того что албанские представители излагали свои соображения преимущественно в ходе неформальных встреч и переговоров. Сдержанность и осторожность, проявлявшаяся албанцами в официальных контактах, была основой внешнеполитического курса Тираны, свидетельством чему служило то, как она формулировала или пересматривала собственную