Виги и охотники. Происхождение Черного акта 1723 года - Эдвард Палмер Томпсон

Как мы уже отмечали, король Яков II в 1687 году пожаловал должность рейнджера лорду Лисберну, от которого в 1716‑м она перешла, путем покупки, к Джону Пепперу. В 1725 году этому пожалованию Пеппера оставалось действовать еще двенадцать лет. Но в царствование Вильгельма и Марии сэр Роберт Ховард добился возвращения ему должности рейнджера еще на пятьдесят шесть лет. В 1714 году этот сертификат выкупил за 1245 фунтов Джеймс Бриджес, герцог Чандос, чей дворец Кэннонс, недалеко от Эджвера, находился в нескольких милях от Энфилд Чейз. Чандос был одним из самых богатых людей в Англии. Он основал свое состояние (как это уже сделал Ранелаг и как впоследствии сделал Уолпол) во время пребывания на посту генерального казначея (1707–1712). Бдительный и безжалостный в своих деловых начинаниях, он постоянно спекулировал землей и акциями. Хотя жадность и легковерие скоро подорвали богатство Чандоса, в начале 1720‑х годов он оставался сущим Мидасом, подкупал и обманывал, устраивал выгодные браки для своих сыновей, алчно спекулировал на грязном деле работорговли. После краха Компании Южных морей (а Чандос вышел из дела с чистой прибылью в 200 000 фунтов стерлингов, хотя так и не мог смириться с мыслью, что если бы он продал акции, когда они стоили выше всего, то получил бы примерно на 700 000 фунтов больше) он вложил очень крупные средства в земли обанкротившихся спекулянтов; его аппетиты распространялись на многие графства, он даже арендовал парк в Бишопс Уолтхэм и, возможно, внес свою долю жестокости в связанную с ним историю[571]. Более того, он старательно поддерживал отношения с олигархами-вигами. Всегда готовый подольститься и быть полезным Уолполу (который, несомненно, нуждался в услугах Чандоса для увеличения своего личного состояния), он был одним из тех людей, ради сохранения привилегий и собственности которых и существовал режим Уолпола[572].

Но при любом раскладе карты Пеппера лежали теперь в самом низу колоды. Этот храбрый и вспыльчивый джентльмен, который все еще ходатайствовал о вознаграждении за свою военную службу, был простаком в свирепой бойне гражданской политики. Вероятно, он перешел дорогу герцогу Чандосу еще в 1714 году, когда перекупил у него должность рейнджера[573]. Чандос же умел выждать время. Вероятно, Пеппер злоупотреблял своим служебным положением не намного сильнее, чем другие обладатели похожих должностей (хотя Энфилд больше был на виду у общественности, чем, скажем, Элис Холт), и задел больше интересов дворянства. Но Пеппер не уделял должного внимания своему политическому «обеспечению снабжением». Он присоединился не к Уолполу и Таунсенду, а к Кадогану и королю; и пока Кадоган сохранял могущество, Уолпол завидовал Пепперу и был счастлив причинять вред его креатурам. Не может быть никаких сомнений в том, что Пеппер не угодил бы под суд герцогства Ланкастер, если бы Уолпол не видел причин лишить его защиты со стороны правительства — и если бы его судебное преследование не отвечало заветным интересам герцога Чандоса.

Положение Пеппера стало отчаянным. В Энфилд Чейз бурлило возмущение, его собственная персона навлекла на себя «всеобщую ненависть», бывший управляющий поместьем Энфилд бежал во Францию со всеми судебными документами, сам Пеппер был болен, пытался лечиться на водах в Бате и «очень желал расстаться со своим сроком» на посту рейнджера[574]. Это была именно та позиция для переговоров, к которой стремился Чандос. Пеппер все еще мог кипятиться в суде герцогства: процесс (как отметил один сплетник) «проходил под председательством лорда Лейчмора, поведение которого Пепперу не понравилось, и, когда они выходили из Вестминстер Холла, последний громко сказал вслух, что если лорд Лейчмор не исправит свои манеры, то он пришлет к нему лорда Кадогана»[575]. Но каждый случай огласки снижал денежную ценность оставшихся лет его пребывания на посту рейнджера. Чандос воспользовался этим моментом, чтобы найти покупателя на свой собственный срок возвращения прав — пятьдесят шесть лет. Если бы к этому прибавились оставшиеся годы Пеппера, это стало бы равносильно (утверждал он) почти безусловному праву собственности на Энфилд Чейз. Пеппер к этому времени был бы рад продать свое пожалование Чандосу, но тот стремился выжать все возможное из своей выгодной позиции на переговорах. «Я должен обязательно ознакомить вас с одним обстоятельством, — писал он посреднику Пеппера (как будто этот господин еще не знал!), — что против него ведется судебное преследование с целью лишить его пожалования, и если это произойдет, то немедленно вступит в силу мой грант. Поэтому я думаю, что вмешиваться в это дело довольно опасно для любого, если только он не может аналогичным образом приобрести пожалование, которое имеется в моем распоряжении и с которым, если я смогу получить за него цену продажи, я буду не прочь расстаться…»[576] Таким образом, Чандос мог с удовольствием ожидать либо того, что Пеппер лишится своего патента (что было, в конечном счете, маловероятно), либо появления покупателя, готового выкупить оба пожалования. Однажды возникла вероятность, что таким покупателем окажется одна «очень важная особа», человек, который «был настроен на это» и готов «за большую сумму денег», примерно в 16 000 фунтов, приобрести срок полномочий Чандоса[577].

Этим человеком был сэр Роберт Уолпол, большой любитель охоты. Может быть, его интерес к таким владениям подстегнули процессы «черных» браконьеров, занимавшие его внимание в предыдущие два года, а может быть, он, уже нагрев руки на благотворительном фонде больницы в Челси, искал добычу покрупнее. Чандос предложил Уолполу Энфилд Чейз в июне 1725 года: «Если Вы сами или лорд Таунсенд пожелаете обеспечить его, скажем, за вторым сыном, Энфилд Чейз будет к вашим услугам. Положение и власть, которую он дает, вам, несомненно, хорошо известны». Умело подобрав слова, призванные разжечь дух политического соперничества и тем еще подстегнуть алчность Уолпола, он прибавил: «Мистер Палтни[578] и лорд Болингброк оба говорили со мной о нем». Что касалось гранта Пеппера, то Чандос отметил, что он «очень хочет расстаться со своим сроком полномочий… и на этом можно было бы получить большой куш»[579]. Но Уолпол в конечном счете не попался на эту удочку, и мы скоро увидим почему.

Чандос еще пару лет искал других покупателей; достоинства Энфилд Чейз явно представляли наибольшую ценность как раз для тех, кто имел правильные политические интересы. Чейз можно было сдавать в аренду по 20 или 30 шиллингов за акр, и «если когда-нибудь общественность склонится к тому, чтобы произвести огораживание этой земли, то нет никаких сомнений, что большой ее участок будет передан владельцу этого пожалования». (И в самом деле, когда речь шла об одной предполагаемой покупке, Чандос намеревался сохранить за собой 1000 акров на тот случай, если покупатель получит постановление об