Военная знать ранней Византии - Евгений Павлович Глушанин

С другой стороны, ввиду назревавшего крупного конфликта с персами Юстиниан нуждался в талантливом военачальнике в восточных провинциях. Поэтому, думается, что вряд ли главной причиной отзыва Ипатия в столицу стали его неудачные переговоры с персами, как считает Д. Мартиндейл (PLRE. II. 580). Очевидно, у Захарии и Прокопия речь идет об одной и той же дипломатической миссии, только первый автор ее руководителями называет Ипатия и Фарасмана (VIII. 5), второй — Ипатия и Руфина (ВР. I. 11, 38). Главным же итогом отозвания Ипатия стало как обновление армейской элиты, так и завершение срежиссированного Юстинианом государственного переворота.

Желание Юстиниана выдвигать на ключевые посты в государстве своих людей вполне понятно. Примечательно уже то, что Юстиниан, нуждавшийся в самом начале своего правления в престижном военном успехе, назначил магистром Востока своего молодого дорифора Велизария. Незначительные успехи Велизария и Ситты, совершивших рейд в глубь Персармении еще при Юстине (ВР. I, 12, 21), вряд ли рассматривались императором в качестве достаточного доказательства военной опытности Велизария и его зрелости как полководца, тем более, что первые его неудачи случились тогда же. Прокопий отметил, что Юстиниан придал Велизарию двух сильных советников: дипломата Руфина и магистра оффиций Гермогена. Последний был призван выполнять те же функции, что и Апион и Келер в войне 502–506 гг. То, что Гермоген обладал большим организаторским опытом, по достоинству оцененным Юстинианом, свидетельствует его прежняя служба у Виталиана (Proc. ВР. I. 13. 9–11). Фактически Гермоген должен был корректировать военные решения Велизария, и в этом плане справедливо говорят об их совместном командовании[366]. Как бы не щадил Прокопий самолюбие и репутацию Велизария на начальном этапе его карьеры[367], тем не менее отчетливо в рассказе Прокопия просматриваются на фоне умелого руководства Гермогена военные промахи Велизария, вплоть до ссор с командирами и неумения навести дисциплину в армии (ВР. I. 14–18). Показательно в этом плане, что в присутствии Гермогена была одержана победа при Даре, и, наоборот, когда он отсутствовал, Велизарий был разгромлен у Евфрата. Примечательно, однако, что Юстиниан фактически не поверил донесению Гермогена о личной виновности Велизария за поражение римских войск. Из столицы для перепроверки направляется специальная комиссия Константиола, и только после подтверждения ею сведений Гермогена Велизарий смещается с восточного магистерия (Malala. 465). Сравнение этого эпизода с безоговорочными смещениями Ипатия с той же должности при первом же подозрении свидетельствует не только о том, что значительное доверие Юстиниана к Велизарию переросло в переоценку способностей последнего. В известной мере эта переоценка явилась следствием принципов кадровой политики, в которой доминировал фактор личной преданности императору, а со стороны последнего большее, нежели при предыдущих правлениях, авторитарно-монархическое[368] отношение к высшим армейским должностям. Профессиональным военным старшего поколения, заслужившим известность до интронизации Юстиниана, отводилась второстепенная роль советников молодых офицеров юстиниановой “команды”. В самом деле, на фоне того, что прежде офицеры достигали армейских магистериев путем долгого, “правильного” cursus honorum, служа нередко магистрами при разных императорах (Аспар, Ардабур, Иоанн Скиф, даже Зенон), а нетрадиционные карьеры (прямое назначение магистрами войск без длительной предварительной службы) были характерны для членов правящих фамилий (Василиск, Ипатий), “старт” всей первой генерации юстиниановой военной элиты являет собой значительное отступление от сложившихся традиций чинопроизводства. Велизарий и Ситта совершили просто головокружительную карьеру, превратившись из дорифоров Юстиниана в. региональных магистров. Факт, что Велизарий некоторое время был дуксом Месопотамии, лишь подтверждает это, поскольку в подавляющей массе офицеры пограничной и походной армии могли выслужиться только в одной из категорий войск.

Карьера Ситты представляет собой наиболее яркий образец юстиниановой кадровой политики. Молодой дорифор вскоре после интронизации Юстиниана[369] был назначен сразу командующим нового регионального магистерия, включавшего в себя Первую и Вторую Армению, Полемониакский Понт, Анзитену, Ингилену, Софену и Софанену (CJ. I, 29. 5; Malala. 429), т. е. ему фактически была поручена организация новой крупной военно-административной единицы, поводом к чему послужило начало крупного конфликта с персами на фоне слабости оборонной системы региона (Proc. De aed. III. 1. 14–16). Очевидно, он хорошо с этим справился, поскольку еще до начала военных действий против цаннов в 530 г. его назначили презентальным магистром (ВР. I. 15. 3). В свое время Д. Бьюри, пытаясь прокомментировать не вполне ясное место Прокопия, предположил, что Ситта одновременно обладал двумя магистериями — армянским и презентальным[370]. По Н. Адонцу, Ситте “как главнокомандующему всей армией вполне подходит титул magister militum per Armeniam et Pontum Polemoniacum et gentes. Дорофей же был, вероятно, никто иной, как дук Армении”[371]. На наш взгляд, если это место (Proc. ВР. I. 15. 3: “Стратегом Армении был тогда Дорофей, муж благоразумный и опытный во многих войнах. Ситта же имел должность стратега в Византии и был поставлен над всем войском в Армениях”) сравнить с фразой Малалы о том, что Юстиниан приказал письменно Ситте, презентальному стратилату, бывшему тогда в Армении, отправиться на Восток προς συμμαχίαν (Malala. 465), то представляется возможной и другая интерпретация. Ситта назначался региональным стратегом-автократором; магистр Армении Дорофей был ему подчинен. После отозвания Велизария в столицу в 531 г., согласно Прокопию, по приказу Ситта ώς φυλάζων τήν έώαν ενταύθα ήλθε (ΒΡ. I, 21. 3–4). Коль скоро речь не идет о ранге магистра Востока, и из Малалы известно, что преемником Велизарию в качестве стратилата Юстиниан назначил Мунда (Malala. 466), то можно говорить о региональном расширении функций Ситты как стратега-автократора. В. Энслин, сопоставляя данные Прокопия и Малалы и отдавая явное предпочтение первому автору, заметил, что, видимо, Малалой ошибочно намерение Юстиниана назначить Мунда магистром Востока принято за действительность, поскольку несколько месяцев спустя, в январе 532 г., Мунд подавлял восстание Ника в столице[372]. Не исключено, однако, что Мунд, двинувшись на Восток, был возвращен, как только в Константинополе осенью 531 г. была получена весть о смерти Кавада, и Юстиниан рассчитывал на скорейшее заключение мира. Восточный же магистерий был заменен Мунду на иллирийский (Proc. ВР. I. 24. 43). Ситта же, обладая чрезвычайными полномочиями, остался на Востоке до заключения “Вечного” мира, после чего вызванная войной необходимость в его функциях стратега-автократора отпала.

Когда именно Ситта вернулся в столицу, не ясно, известно лишь, что презентальный ранг за ним был сохранен, причем не исключено, что только почетный. Во всяком случае, в перечне лиц, которым для ознакомления была направлена новелла о браках 536 г., названы три презентальных магистра: Герман, Ситта, Максентиан (Nov. Just. XXII. epil.). Учитывая, что Ситта был родственником Юстиниана, женатым на его свояченице Комито (Malala. 429), трудно предположить, чтобы презентальный ранг оставался у практически неизвестного по другим источникам