Михаил Суслов. У руля идеологии - Вячеслав Вячеславович Огрызко

снять. Но Суслов выяснил, что не всё обстояло столь ужасно, как это было изложено в записках Боркова и Ларионова. Во-первых, в Армении при Арутинове получила мощное развитие строительная отрасль. Оживилась и промышленность. Соответственно, повысилось и благосостояние народа. Как это можно было отрицать?! Второе. Клановость (или групповщина) появилась в Армении не при Арутинове. Это было испокон веков. Заслуга Арутинова в том и заключалась, что он смог учесть интересы самых разных родов и привлечь к руководству республикой представителей всех влиятельных кланов. Другое дело, что не каждый клан оказался готов к сотрудничеству с другими. Тут требовалась кропотливая работа, чем, собственно, Арутинов много лет и занимался. Замени Арутинова на другого функционера, кто бы дал гарантию, что новый назначенец сразу не приведет за собой во власть представителей своего клана и не перекроет кислород членам других влиятельных в республике групп. И третье. Что было плохого в том, что руководитель Армении поддерживал национальную интеллигенцию и изучение истории армянского народа и эпоса? (К слову, когда Арутинова в 1937 году направили из Тбилиси в Ереван, он первым делом взялся за изучение армянского языка.) Тут важно было другое: шло ли культивирование интереса к прошлому в ущерб укреплению связей армян с другими народами Советского Союза и прежде всего с русским народом? Нет. При Арутинове всячески подчёркивалась положительная роль России в судьбах армян.

Исходя из этого оргбюро ЦК, когда в конце августа 1947 года обсуждало работу ЦК Компартии Армении, предложило комплекс мероприятий по улучшению всего и вся, но самого Арутинова не тронуло. Суслов сумел убедить в полезности и эффективности этого руководителя. К тому же у Москвы на тот момент не оказалось никого другого, кто имел бы в Армении такой авторитет, как Арутинов, и мог бы возглавить республику. Лидеры за один день не готовятся.

А сожрали Арутинова уже после смерти Сталина. Местных шакалов поддержал Хрущёв. Суслов пытался помочь Арутинову, но максимум, чего он смог добиться, – должности заведующего отделом в аппарате, но не ЦК Компартии Армении, а Грузии. Да и это согласие пришло слишком поздно. На почве переживаний Арутинов сильно заболел и вскоре скончался.

Впрочем, квалифицированных специалистов очень непросто было подобрать не только для Армении, но даже для центрального партаппарата. Приходится констатировать, что немало сотрудников Управления по проверке парторганов, контролировавших ход исполнения решений Кремля в регионах, ничего не знали о специфике тех или иных краёв и областей. Они ко всем территориям подходили с одним аршином.

Расскажу о том, как в начале лета 1947 года в Ашхабад съездил информатор Сусловского управления Яков Теплов, который до учёбы в Высшей школе парторганизаторов варился в Пензенской области в основном среди русских колхозников. По прибытии в Туркмению он узнал о многочисленных случаях калыма и многожёнства. Московский эмиссар потребовал объяснений от местных партработников. А что те? Они на всё закрывали глаза. Возмущённый Теплов накатал на них жалобу. Он обвинил сотрудников аппарата ЦК Компартии Туркменской ССР в бездействии. В Москве его негодование разделил завотделом партийной информации ЦК Иван Поздняк. Соответствующая бумага была немедленно подана Суслову. Но на что рассчитывали Теплов и Поздняк? Что Москва тут же заменит в Ашхабаде весь партаппарат? И с кем бы тогда партия осталась?

В отличие от Теплова, привыкшего в Пензе к одним обычаям, Суслов понимал, что на Востоке за один день многовековые традиции прошлого, даже не самые лучшие, не изживались. Тут требовались не годы, а целые десятилетия вдумчивой и кропотливой работы.

Участвуя в разработке новых партийных программы и устава, организации проверок парторганов и контроля за выборами в советы разных уровней, Суслов по-прежнему много внимания уделял связям с иностранными коммунистическими и рабочими партиями. Правда, без перешедшего в Комитет информации Панюшкина ему в этом плане приходилось очень трудно. Оставшийся в отделе внешней политики ЦК другой заместитель – Леонид Баранов – не успевал перерабатывать поступавшие в ЦК потоки информации. Поэтому Суслов добился повышения для заведующего сектором стран Юго-Восточной Европы Василия Мошетова, который получил такой же статус, как и Баранов.

Судя по сохранившимся архивным материалам, для отдела внешней политики ЦК приоритет имели поиски новых форм взаимодействия с партиями левого толка в странах так называемой народной демократии и финское направление.

Почему Кремль уделял тогда особое внимание Финляндии? Да потому, что мы не хотели в очередной раз получить возле наших границ агрессивное государство, которое угрожало бы нашей безопасности. Нас вполне устраивал новый курс финского правительства на укрепление экономического сотрудничества с Советским Союзом. А финнов очень устраивало то, что мы больше не собирались экспортировать к ним революцию.

Короче, Финляндия после войны демонстрировала один из вариантов политического развития, который вполне устраивал и Кремль. В послевоенном Советском Союзе никто не делал трагедию из того, что Финская компартия не стала в своей стране лидирующей. Насчитывая к 1947 году в своих рядах 35 тысяч, она набрала определённую силу, смогла пройти в парламент и даже направила своих представителей в правительство. А это уже было немало.

Понятна Кремлю была и повестка финских коммунистов. Они выступали за демократические преобразования в своей стране, национализацию промышленности и банков, а также за проведение аграрной реформы. Хотя, конечно, не всё было столь уж гладко. Не случайно лидеры Финской компартии регулярно приезжали к нам консультироваться.

Летом 1947 года генсек ЦК Финской компартии Вилли Песси и член политбюро ЦК КПФ Херта Куусинен попросили встречи у Сталина. Но 30 июня их принял Жданов. С нашей стороны в беседе приняли участие также секретарь ЦК Суслов, заместитель заведующего отделом внешней политики ЦК Леонид Баранов и в качестве переводчика один из помощников Жданова Владимир Терёшкин.

Финские гости сообщили, что политическая обстановка в их стране осложнилась. Правительство, в котором состояли три коммуниста, стало заигрывать с правыми силами. Это привело к ухудшению положения рабочих. Трудящиеся стали винить в этом и Финскую компартию. Встав вопрос: что делать? «Надо, – подзуживал Жданов финскую делегацию, – снять узду с движения рабочих. Наступила пора показать силу рабочего класса. При этом не следует бояться обострения борьбы в правительстве, если это обострение пойдёт на пользу рабочих. Мы ждём от финской компартии наступательных боёв»[159].

Но ведь это могло привести к выходу из блока левых сил Финляндии аграрной партии. А кому это было бы на руку? И тут Жданов допустил, видимо, ошибку, предложив гостям обрушить на своих союзников по блоку собранный компромат. А ради чего? Финским коммунистам всё равно ни на каких выборах единоличная победа не светила.

Уже под занавес встречи Жданов поинтересовался у гостей: правда ли, что Финляндия находится в русле американской политики? Ответ был прямолинеен: это чистая правда, но у финских коммунистов не имелось тому доказательств, чтобы объявить об этом в печати.

«Как вас запугал Трумэн! –