Что тебе я сделала? - Диана Ставрогина

На миг я даже соблазняюсь идеей позвонить Лехе или дяде, однако отказываюсь от нее столь же быстро и решительно. Слишком многое придется объяснять — никто из них не знает ни о моей тупой мести, ни о нашей с Алей судьбоносной встрече в ресторане.

Наверное, последнему стоит исключительно радоваться. У меня еще есть шанс познакомить Алю с оставшейся частью своей семьи как положено. Склеить уцелевшие осколки воедино. Если появится шанс.

Лежавшая калачиком прямо на пороге Бусинка явно разочарована моим появлением: круглые глаза разбегаются по сторонам и несколько раз с надеждой возвращаются к виднеющемуся в дверном проеме подъезду, где так и не возникает ее хозяйка, которую мы оба ждем. Впрочем, разочарование не становится помехой кошачьему аппетиту, чему я крайне рад: расскажу Але при первой же возможности.

Поставленные в углу кухни миски, если верить обеспокоенному облику Бусинки, абсолютно пусты. На деле же в обеих всего лишь видно дно в самом центре. Я растрясаю уже имеющийся корм и отправляюсь на поиски пачки — подсыпать свежих вонючих зерен придется в любом случае.

Корм находится в ближайшем верхнем шкафчике. Окинув взглядом сделанные Алей запасы, я невольно присвистываю: пять пачек дорогого итальянского корма и пара коробок с паучами влажного занимают все свободное пространство.

— Булка, — обращаюсь я к Бусинке со всей серьезностью, — голодная смерть тебе точно не грозит. Ты очень зажиточная кошка.

Навострив уши, она внимательно выслушивает мой комментарий, а затем, потеревшись боком о ноги, с вполне ясным намеком подходит к мискам. Терпение не ее сильная сторона.

Снабдив Бусинку свежим кормом и чистой водой, я в очередной раз проверяю молчащий телефон. Ни одного нового входящего. Алю, разумеется, еще оперируют.

Тревога сжирает меня поедом. Я принимаюсь бродить по крошечной квартирке от стены к стене. Только бы убить время.

На автомате заглядываю в холодильник, хотя не испытываю ни голода, ни жажды. Также бездумно закрываю.

И открываю снова. Что-то зацепило мой взгляд.

Повторный и более вдумчивый осмотр проясняет ситуацию в мгновение ока. Я подсознательно заметил более чем красноречивую разницу наполнения.

Если Бусинка завалена лучшей едой из возможных для ее вида, то с человеческой пищей дела обстоят… иначе. Мой взгляд снова и снова пробегает по полупустым стеклянным полкам, пока челюсти невольно сжимаются сильнее необходимого.

Нет, Альбина не голодает. В холодильнике есть базовый набор продуктов, но вот марки и отсутствие какого-либо разнообразия показательны.

Аля экономит. И экономит сильно.

Чрезмерные запасы корма, обнаруженные ранее, теперь не кажутся мне смешной заботой гиперответственной котовладелицы. Это предосторожность на случай нового безденежья.

Чертыхнувшись сквозь зубы, я закрываю холодильник и подхожу к окну. От невозможности избавить себя от себя же тошно как никогда.

Невольно мне вспоминается, с какой дотошностью Аля изучала информацию о кошках перед появлением Бусинки. Даже за те короткие эпизоды — перерывы между моими командировками по франшизам, — в которые мы ночевали вместе, я узнал о содержании домашних животных больше, чем за всю прошлую жизнь.

Почему еще тогда я не понял, что не будет так загоняться тупая мажорка? Почему посчитал очевидные заботливость и ответственность ее натуры — блажью и притворством, игрой в хорошую девочку? В моей жизни не было ни одного человека, относящегося к животным с подобным уровнем внимания.

Вот и теперь Аля экономит на себе, в то время как Бусинке предназначается только самое лучшее. Экономит и ограничивается себя во всем. Из-за меня.

По ощущениям я провожу вот так, всматриваясь в темный двор и прокручивая в голове все свои ублюдские поступки, не больше нескольких минут. В реальности же проходит куда больше времени.

Когда оставшийся в кармане телефон начинает вибрировать, я вздрагиваю и прихожу в себя. Звонят из клиники.

— Марк Анатольевич? — В динамике звучит голос хирурга — женщины, с которой я говорил в кабинете. — По поводу Альбины Владимировны.

— Я слушаю.

— Операция прошла по плану, — сообщает она размеренно. По ее тону совершенно невозможно понять, «по плану» — это «великолепно, без осложнений и ущерба здоровью» или «пациентка жива и на том спасибо». — Альбина Владимировна стабильна, приходит в себя после операции.

— С ней все хорошо?

— Да, конечно. — Врач будто удивлена. — Потребовалось вмешательство более обширное, чем мы предполагали изначально, но все в рамках стандартной процедуры. Подробнее я все обсужу непосредственно с Альбиной Владимировной, — добавляет она предупредительно, словно способна на расстоянии слышать заголосившие в моих мыслях вопросы. — Вы сможете навестить ее завтра.

— Да, я понял. Спасибо.

Попрощавшись, хирург отключается. Я же стою с зажатым в руке телефоном еще долго. Как бы ясно мне ни было, что ехать в клинику прямо сейчас совершенно бесполезная затея, не сорваться с места — задачка со звездочкой.

Прослонявшись по гостиной еще немного, я сажусь на диван и растираю онемевшее лицо. Облегчение, наступившее после разговора с врачом, имело краткосрочный эффект.

По всем правилам приличия мне стоит убедиться, что Бусинка обеспечена едой и питьем до утра, а после убраться восвояси. Только покидать квартиру Али отчаянно не хочется. Даже в этих обезличенных стенах наемного жилья есть что-то от нее, какое-то неуловимое для сознания присутствие.

Рассмеявшись над собственной слабостью, я шумно вздыхаю. Нахожу рукой телефон и делаю пару фоток задремавшей у стакана с водой Бусинки. А затем открываю давно заброшенный диалог с Алей и пишу, не позволяя себе передумать:

«Привет! Не знаю, заглянешь ли ты в телефон раньше, чем я смогу тебя навестить, но на этот случай небольшой отчет: Бусинка накормлена, напоена и полностью довольна своей жизнью. Насколько это возможно, когда рядом нет тебя».

Я решительно нажимаю стрелочку «Отправить» и, усмехаясь, качаю головой. Наверное, я жалок.

Аля, конечно, не отвечает ни через десять минут, ни через полчаса. Наверняка она спит и более-менее оклемается только к утру.

Я заставляю себя выпустить телефон из рук. В ванной несколько раз погружаю лицо в полные ледяной воды ладони, пока последние, наиболее мерзкие отголоски бывшего опьянения не сходят на нет.

Не помешало бы сгонять в душ, но наглеть настолько и шариться по Алиным вещам для собственных нужд уже чересчур. Достаточно и факта моей ночевки.

Сдернув с дивана используемый в качестве покрывала плед, я накрываюсь им до самой головы и, потянувшись, подхватываю с пола подошедшую поближе Бусинку. Она на удивление не против остаться у меня под боком.

Я решаю счесть ее благосклонность за хороший знак.

О них с