Что тебе я сделала? - Диана Ставрогина

С каждым следующим метром, стабильно увеличивающим расстояние между мной и Марком, тело ноет только сильнее. Мне становится трудно дышать, перед глазами появляются черные мушки и расплывчатые круги.

Прямо набегу я вдруг спотыкаюсь обо что-то в темноте. Низ живота и поясницу простреливает дикой болью.

Согнувшись пополам, я вскрикиваю.

Глава 29

Свербящее ощущение полного провала и безвозвратного проигрыша распирает грудь и явно давит на мозг. Я зол на себя до отвращения, до омерзения пьян и ко всему прочему — возбужден до ломоты в теле. В голове — бедлам, сожаление затапливает меня с головой.

Я все сделал неправильно. И, разумеется, все испортил.

Тоненькая фигурка Али в красной куртке — голова запрятана в высокий воротник, плечи сгорблены, руки утопают глубоко в карманах — удаляется от меня все быстрее и быстрее. Остаться на месте и не рвануть следом за ней в ту же секунду куда тяжелее, чем можно подумать со стороны.

Просто-напросто разжать руки и выпустить Алю, освободить ее от себя и своих признаний в моем нынешнем состоянии было практически невозможно. Страх и нетерпение повели меня неверным, катастрофически ошибочным путем. Я поспешил. Переборщил с признаниями и заявлениями и получил закономерный результат.

Дать Але сейчас эту небольшую фору, позволить установить дистанцию, физическую и умозрительную, — единственный мой благоразумный поступок за сегодня. Во мне накопилось слишком много и сопротивляться ядовитой смеси, отравляющей душу и мешающей адекватным решениям, получается далеко не всегда. Сегодня я в очередной раз феерично облажался.

От виска к виску набатом раскатывается одна и та же паническая мысль: «Ты опоздал. И не просто опоздал — ты сам лишил себя всех шансов еще в вашу первую встречу в ресторане. Такое не прощается и не забывается. От таких, как ты, любая нормальная девушка предпочтет держаться подальше».

Я резко выдыхаю и растираю лицо заледеневшей на декабрьском ветру ладонью. Жаль, вокруг нет снега: закопаться в него по самую шею было бы эффективнее. Протрезветь необходимо в срочном порядке.

Страх и паника носятся по моим внутренностям пагубным вихрем. Натянутые до предела нервы, раскачиваясь на беспокойном ветру, вибрируют, передавая по телу неприятные импульсы, побуждающие действовать здесь и сейчас, наплевав на последствия.

Вопреки всем разумным доводам, постепенно выталкивающим алкогольный туман за пределы головы и полученным на десятках переговоров навыкам: где стоит надавить, а где вовремя отступить, — я едва держусь: мне хочется нагнать Алю сию секунду, сжать ее в объятиях и не отпускать, пока она не поверит моим словам и чувствам. Пока она не захочет быть со мной.

Если исключить чувства из уравнения, то итог для моих идиотских желаний напрашивается более чем закономерный. Но я отказываюсь с ним мириться.

Я не готов поверить, что между нами все потеряно безвозвратно. Как и в бизнесе, я продолжаю искать варианты выхода из кризиса. Они есть всегда, кто бы ни утверждал обратное.

Пусть не сегодня. Пусть даже не завтра, но я отыщу решение. Потому что четырех с половиной месяцев, прожитых на расстоянии от Али, мне более чем хватило, чтобы осознать свои давно зревшие чувства.

В мыслях снова нарисовывается слово «поздно». Качнув головой, я делаю первый шаг вперед. Пора догнать Алю и хотя бы посадить ее в такси — большего она мне не позволит.

Красную куртку хорошо видно даже в полумраке, расстояние между нами плавно сокращается. Действие алкоголя постепенно сходит на нет, с каждым шагом сознание крепнет и проясняется. Контролировать тошнотворный ужас, гуляющий в крови, теперь легче.

Легче до тех пор, пока Алин крик не разбивает тишину местного двора. Я срываюсь на бег и подлетаю к ее скорчившейся от боли фигурке меньше чем за минуту.

— Что?! — Страх и паника расползаются по телу липкими иномирными чудовищами, но их яд меня не берет: я давно научен жизнью действовать в критических ситуациях без промедления на собственные эмоции. — Где болит? Аля, ты слышишь меня?

— Ж-живот. — Белые, как мел губы, почти не двигаются. Лицо искажено страданием, глаза крепко зажмурены. Осев в моих руках, Аля, кажется, боится даже вдохнуть — до того ей больно. — Внизу.

— Низ живота. Я понял. Сейчас. Сейчас, Аля.

Мой мозг разгоняется до сверхскоростей. Анализирует ситуацию, возможные риски и варианты решения. Этот процесс налажен уже давно. С тех пор, как я лежал в грязном снегу не в состоянии пошевелиться и ничем не помог Мише.

После был отец и два его инсульта. Затем мать и ее попытка расквитаться с жизнью.

Я знаю, сколько едет скорая. Знаю, что сказать диспетчеру, чтобы отправили срочную бригаду. Но мы в центре столицы в час-пик выходного. И ближайшая станция скорой помощи не меньше чем в двадцати минутах езды в одну сторону.

— Нужно в частный центр, — говорю я вслух и, не теряя времени, срочно вызываю такси. Нам сказочно везет: машину назначают моментально, ожидание — две минуты. — Тут совсем рядом, слышишь?

Аля слабо кивает. Ей явно становится хуже, и столь быстрая отрицательная динамика успешно пробивает наработанную годами защиту. Телефон в моей руке дрожит.

— Сможешь идти? — спрашиваю, прижимая Алю крепче. — Или мне лучше тебя понести? Я боюсь сделать тебе больно.

В ответ Аля медленно открывает глаза. Затуманенный взгляд вяло и расфокусировано охватывает мое лицо, словно его обладательница уже с трудом понимает, о чем я спрашиваю.

— М-меня к-как б-будто… — К моему ужасу, у Али начинают стучать зубы. Тело в моих руках теперь ощутимо потряхивает. — Ка-а-к б-бу-у-д-д-то ра-а-с-с-пи-и-ра-ет, — выдыхает Аля с трудом. — К-как ш-ша-ар.

Я не знаю, что могут значить подобные симптомы. Что вообще могло произойти за одну гребаную минуту?

Решившись, я прячу телефон в карман, обхватываю Алю понадежнее и предупреждаю:

— Я сейчас тебя подниму, так будет быстрее.

Аля кивает с задержкой. Я не уверен, что она восприняла смысл мной сказанного в полной мере.

Рывок — и Аля у меня на руках. Ее губы случайно прижимаются к моей шее ледяным поцелуем, и я холодею.

— Ты как? — Мой голос, несмотря на подбирающийся к горлу страх, звучит уверенно и спокойно. Как у знающего что делать человека, коим я ощущаю себя все меньше и меньше от минуты к минуте.

До тротуара остается всего несколько шагов.

Наконец, стоим прямо под ослепительным сиянием фонарей. Аля едва реагирует на непривычный после полутьмы двора свет — не моргает