Заставить замолчать. Тайна элитной школы, которую скрывали 30 лет - Лэйси Кроуфорд

Ближе к весенним каникулам мы иссякли. Я понимала, что он злится, но даже не пыталась определить почему. Просто не могла себя заставить.

«Лэйси, должно быть, счастлива. Она поет в коридорах», – написала миссис Фенн в записке моим родителям по результатам семестра.

8. Весна 1991

В возрасте за двадцать я рассказала психотерапевту, что на весенних каникулах того года упала на горнолыжной трассе в Нью-Мексико и сломала руку. Она предположила, что я сделала это намеренно: «Не в том смысле, что вы задумали сломать именно эту кость, просто вам было нужно какое-то заметное телесное повреждение, которое позволит принять боль».

Я никоим образом не собираюсь оспаривать мнение о подсознательной подоплеке намерения и признательна за предложенное логическое объяснение: некая часть меня сознавала всю сложность моего положения и оказалась способна изменить ход событий, чтобы привлечь к этому внимание. Сделать из обычной случайности важный повествовательный элемент – весьма заманчивая идея. Например, представить, что я не просто так не вписалась в легкий поворот в конце дня, неудачно упала на правую руку, в которой была лыжная палка, и сломала большой палец. Но ведь на самом деле так оно и было. Все произошло меньше чем за секунду, причем на очень небольшой скорости. Травма так и называется – «большой палец лыжника». Домой, а потом и в школу я вернулась в ярко-розовом гипсе.

«Проклятье Кроуфордов», – сказала мама.

Я не уверена, что банальное падение на горнолыжной трассе относится к категории несчастий. Вообще говоря, мне кажется, что если шестнадцатилетняя девочка проводит весенние каникулы на горнолыжном курорте, то хотя бы с формальной точки зрения ей посчастливилось.

«Хорошо хоть, что в последний день, правда?» – добавила мама.

Я не стала говорить ей, что если бы знала, насколько просто поломать себе кости, сколько мощи придает даже небольшое ускорение на трассе, то, возможно, нашла бы способ умереть. Можно ли сделать это ненавязчиво? Так, чтобы это произошло прежде, чем я пойму, что это происходит? Просто исчезнуть, без необходимости прилагать к этому усилия?

В утро моего падения на трассе я шла по нашей арендованной квартире за своими горнолыжными носками, одетая в термобелье. Уже полностью одетый папа, которому не терпелось занять очередь к подъемнику, оторвался от своей газеты и сказал: «Лэйси, и где ты только взяла такую фигуру?»

Я застыла.

«Джим!» – крикнула из спальни мама.

Для папы это был всего лишь комплимент, импульсивное выражение искреннего удивления. Он изумился моим взрослым привлекательным формам и допустил вполне себе безобидный ляп. Но моя кожа похолодела. Он увидел во мне женщину, а не своего ребенка. Даже не женщину – тело. Так что я права: даже здесь и сейчас, даже для него, девочка, которой я была, личность, которой я была, исчезла.

Я не стала отвечать папе. Вопрос казался диким, потому что фигура досталась мне от него самого и от мамы, так что он в каком-то смысле делал комплимент самому себе. А я была ни при чем.

«Что?» – смущенно-вызывающим тоном спросил папа, отвечая маме. Он смиренно улыбался.

Весь день я провела в лыжной школе. Наш инструктор Блейк был местной легендой фристайла. Это был щеголеватый симпатичный парень в возрасте под тридцать. В свободное от обучения подростков время он слетал со скал, совершая по пути вниз сальто и невероятные пируэты. На ланче в битком набитом кафе ему давали пять так часто, что он просто перестал показывать руку. Мои соученики по лыжной школе всячески боролись за его внимание, но я считала его тупым.

«Ну, эээ… Лэйси, и в каком же классе ты учишься там у себя в… как ты сказала? А, ну да – в Чикаго».

«Да, я живу в Чикаго. Но учусь в Нью-Гэмпшире. В десятом классе», – сказала я.

Это было на подъемнике. Он по очереди ездил с нами на четырехместном сиденье, стараясь показать, что учитывает индивидуальные особенности. Под нашими ногами проплывали хвойные леса. Пьянящий покой снегов. Горные вершины вдали.

«Нью-Гэмпшир, говоришь? Там что, типа колония?»

«Да нет, это учебное заведение».

«То есть вас типа учат?»

«Ага. Вроде как».

«Понял. Ладно, а что за предметы-то? Типа, математика, чтение там?»

Я была голодной, стервозной и высокомерной: «В настоящий момент я работаю над независимым научным исследованием, рассматривающим связь между биохимической депрессией и творческими способностями».

«Ого. Клево».

«Ну да».

Слушать себя мне было противно: «Меня очень интересует, почему поэты то и дело кончают жизнь самоубийством?»

«Ну да. Классно. Это реально круто».

На последнем спуске того дня я расслабилась и упала на руку. Блейк лично отвел меня в травмпункт. Он был достаточно опытным лыжником и знал, что означает невозможность пошевелить большим пальцем руки.

Ничего страшного. Возможно, мне понадобится операция, возможно нет. Это определит травматолог, позже.

«Ну, давай, держись, поэтическая девочка, – сказал Блейк, когда с рентгеном было покончено. – Я всегда даю медаль тем, кто умудряется докататься до перелома». Он потрепал меня по голове, а по пути к выходу дал пять врачу травмпункта.

Только после того как мне наложили гипс, я сообразила, что не смогу держать ручку, а уж теннисную ракетку тем более. Не видать мне любимого вида спорта, о планах стать первой в одиночном разряде можно забыть, своей команды я лишилась. А сочинения как писать, как домашние задания делать? Печатать я умела, но пришлось бы делать это одной рукой, к тому же в то время компьютеры были только в компьютерном классе. Домой я притащила врачебные указания и упаковку сильного обезболивающего. Мама помогла мне вылезти из лыжного комбинезона и прикрепила на руку полиэтиленовый пакет, чтобы я могла принять душ.

Было больно. Рука распухала, в ладони стреляло, и по маминой рекомендации я приняла пару таблеток обезболивающего. Помню, что после этого у меня нарушилась резкость бокового зрения. Я сидела на кухне и мотала головой, надеясь, что вот-вот все наладится. Когда позвонил Блейк и спросил, как у меня дела, родители поблагодарили его. Они совершенно спокойно отнеслись к его предложению вывести меня в город и угостить горячим шоколадом для поднятия настроения.

Мы с Блейком зашли в какой-то бар. Моим возрастом никто не поинтересовался. Горячий шоколад с ликером оказался очень вкусным. Было и несколько рюмок спиртного. К нам присоединился приятель Блейка, такой же лыжник-экстремал. Он привел с собой девочку из лыжной школы по имени Тори, восторженную блондинку с накрашенными розовым блеском губами. Я