Почему мы умираем: Передовая наука о старении и поиск бессмертия - Венки Рамакришнан

артериальным давлением или атеросклерозом, человек, если принимает лекарства, может вести абсолютно нормальную и приятную жизнь. Я, например, принимаю препараты, помогающие справиться с высоким уровнем холестерина и повышенным артериальным давлением: и то и другое считают хроническим заболеванием, но я могу делать почти все, что мне нравится, в том числе гулять по лесу и ездить на велосипеде. Если период повышенной заболеваемости определять просто числом диагнозов, мы не получим объективного ответа, здоров ли человек или немощен, недееспособен и страдает от болезней. Необходимо тщательно изучать статистику заболеваемости в пожилом возрасте.

Сегодня борьба со старением принимает самые разные формы. На одном конце спектра небольшое, но весьма громогласное меньшинство, включающее как известных ученых, так и инвесторов, которое хочет полностью победить саму смерть. У этих людей много последователей, если не сказать фанатиков, и я подозреваю, что тех, кто мечтает о том же, в мире гораздо больше, только они стесняются открыто в этом признаваться. На другом конце – специалисты, которые занимаются исключительно лечением возрастных болезней, используя все современные знания об их многообразных причинах. Все остальные, и их большинство, хотят просто бороться со старением как таковым и сократить период повышенной заболеваемости, чтобы люди оставались здоровыми до самых преклонных лет.

В настоящее время в исследование старения вкладываются огромные средства – как правительствами, так и частными коммерческими компаниями. Через 10–20 лет мы будем точно знать, насколько эти исследования окажутся успешными. Если мы преуспеем хотя бы частично, это может иметь весьма серьезные и непредсказуемые последствия для общества. Итак, давайте рассмотрим, какими же могут быть некоторые из них.

12

Будем ли мы жить вечно?

Сейчас я примерно в том же возрасте, в каком умерли мои бабушки и дедушки. О таком активном образе жизни, какой веду я, они в последние десять лет своей жизни не могли и помыслить. Сегодня становится все более обычным жить до 90 и более лет. Мой личный опыт просто отражает демографические перемены, произошедшие на Земле за последние несколько десятилетий. Практически в любой части мира растет численность населения и доля людей старше 65 лет. В настоящее время доля пожилых людей в странах с высоким уровнем доходов составляет[408] почти 20 %, и ожидается, что во многих областях планеты еще до 2050 г. этот показатель удвоится.

В то же время рождается все меньше детей. Сначала эта тенденция наблюдалась в развитых странах, теперь же она постепенно распространяется на весь мир. Это означает, что все меньше и меньше работающих людей будут обеспечивать все большее число пенсионеров. В некоторых азиатских странах число пенсионеров в конце концов может вдвое превысить число работающих. Многие старики к тому же на протяжении 10 или даже 20 лет нуждаются в дорогой медицинской помощи. В странах со слабой системой социальной защиты эти люди могут надеяться лишь на заботу родных или полностью рассчитывать только на себя, а для этого нужно оставаться в хорошей физической и психической форме. Даже в государствах с эффективными социальными программами стареющее население ложится тягчайшим бременем на пенсионную систему и систему соцобеспечения.

Социальные последствия возросшей продолжительности жизни огромны. Почти во всех поддерживаемых государством пенсионных программах предполагается, что люди прекращают работать примерно в 65 лет. Эти законы принимались в то время, когда человек умирал, как правило, через несколько лет после выхода на пенсию, но сейчас люди могут на 20 лет и больше пережить пенсионный возраст. И в социальном, и в экономическом смысле[409] это мина замедленного действия, и неудивительно, что правительства по всему миру охотно финансируют исследования, направленные на улучшение здоровья пожилых людей, в надежде, что эта категория населения сможет дольше оставаться работоспособной и независимой и в меньшей степени нуждаться в дорогостоящей заботе.

Если мы просто увеличим продолжительность жизни без сокращения периода заболеваемости, мы лишь усугубим свои проблемы. Но если биологи научатся справляться со старением, отодвигая наступление возрастных болезней, мы имеем все шансы увидеть общество, для которого здоровые люди, ведущие активный образ жизни в возрасте 100 и более лет, будут нормой, и многие из них доживут до естественного предела – примерно 120 лет. С точки зрения конкретного человека эта перспектива может показаться великолепной, но вообще-то подобная ситуация несет в себе серьезные и непредсказуемые последствия для общества.

Когда появляются важные прорывные технологии, мы не всегда можем сразу оценить их значение в долгосрочной перспективе. Например, не так уж давно люди с радостью восприняли появление социальных сетей, вряд ли даже задумываясь о возможных последствиях их использования, таких как вторжение в частную жизнь, монетизация персональной информации крупными корпорациями, слежка со стороны государственных органов, распространение ложной информации и предрассудков, разжигание ненависти. Мы не должны вновь повторить подобную ошибку, слепо внедряя новые технологии борьбы со старением, бездумно погружаясь в мир, к которому мы совсем не подготовлены. Так какими же могут быть последствия продления человеческой жизни?

Одно из них – еще большее неравенство. Разрыв в средней продолжительности жизни между богатыми и бедными и так уже огромный. Даже в Англии, где есть государственное здравоохранение и всеобщий доступ к нему, этот разрыв составляет около 10 лет. При этом разница в продолжительности здоровой жизни почти вдвое больше. У бедных не только короче жизнь[410], они бо́льшую часть своего века страдают от разных болезней. В США ситуация еще хуже[411]: богатейшие люди живут там на 15 лет дольше, чем самые бедные, и за период с 2001 по 2014 г. этот разрыв только увеличился.

Достижения в области медицины[412] всегда несут риск усиления социального неравенства. Как показывает опыт, в первую очередь ее успехами пользуются богатые люди в развитых странах. Позже в этих странах к ним могут приобщиться и широкие слои населения, если, конечно, органы здравоохранения и страховые компании сочтут это целесообразным. И только после этого новые методы лечения распространяются на весь остальной мир, где помогают лишь тем, кто сможет себе это позволить. Мы видим сегодня, как сильно различаются люди, живущие в разных уголках планеты, и по состоянию здоровья, и по своему экономическому положению. И любые успехи медицины в борьбе со старением, скорее всего, приведут только к увеличению этой пропасти. Но в отличие от других видов неравенства разрыв в качестве и продолжительности жизни имеет тенденцию не просто сохраняться, но и приводить к еще большей социальной дифференциации. Экономически благополучные «белые воротнички» получают возможность жить и работать дольше и передавать еще больше благ своим потомкам, тем самым усугубляя неравенство. И если только новые методы лечения не станут дешевыми и массовыми – как препараты, понижающие холестерин или стабилизирующие кровяное давление, – остается серьезный риск, что мы навечно разделим человечество на два класса: тех, кому доступна долгая и здоровая жизнь, и всех прочих.

Другой проблемой является перенаселенность. Значительное увеличение продолжительности жизни может привести к демографическому взрыву, притом что на Земле и так уже слишком много людей. Нынешняя численность человечества и ее прогнозируемый рост в ближайшие десятилетия – одна из причин того, что мы уже сталкиваемся со столькими глобальными бедствиями, включая изменение климата, стремительное вымирание биологических видов и обостряющийся дефицит природных ресурсов, например пресной воды.

В прошлом рост продолжительности жизни действительно приводил к резкому увеличению численности населения, так как показатели рождаемости оставались высокими в течение еще нескольких десятилетий[413]. Сегодня мы можем наблюдать этот эффект в Африке: заметно увеличившаяся средняя продолжительность жизни и по-прежнему высокий коэффициент фертильности (около 4,2) – в результате численность населения Африки продолжает стремительно расти. Тем не менее повышение уровня жизни и ее средней продолжительности практически неизбежно влечет за собой демографический переход, то есть постепенное снижение рождаемости. Например, в конце XVIII в. европейские женщины рожали в среднем пятерых детей, а средняя продолжительность жизни тогда была невелика из-за высокой младенческой смертности, а в наше время коэффициент фертильности колеблется от 1,4 до 2,6 (в зависимости от страны). В конце концов показатели смертности и рождаемости выровнялись и численность населения стабилизировалась на новом, более высоком уровне. За XIX и XX вв. это произошло почти