Когда солнце погасло - Янь Лянькэ

у вас не нашли и никакого добра у вас не взяли потому что твои отец с матерью хорошие люди добрые люди у нас рука не поднялась и ради твоего отца ради матери ради всей вашей семьи мы как вышли на улицу решили тебя послушать не грабить вашу лавку а ограбить крематорий, но сейчас прикинули и поняли что ради твоего отца ради матери ради всей вашей семьи и города и всех окрестных деревень надо не крематорий грабить, а наведаться к твоему дяде и ограбить твоего дядю поквитаться с ним за твоих отца с матерью за всю вашу семью и если разживемся у него каким богатством считай за всех людей у кого счеты с крематорием поквитаемся мы тебя в крематорий не повезем и к дяде в поселок Шаньшуй тоже не повезем тебе с ним видеться ни к чему надо только чтоб ты сказал адрес дядиного коттеджа надо только чтоб ты сказал где твой дядя прячет деньги где хранит ценные вещи где его женушка где твоя тетушка прячет наряды и украшения, а больше нам от тебя ничего не надо я знаю твой отец там почти не бывает матери твоей ходить тяжело она к брату редко заглядывает один ты часто гостишь у дяди вот и скажи и все у тебя будет в порядке и мы тебя отпустим и побежишь домой там родители ждут и нам не хочется тебя с собой таскать, а вдруг до рассвета не управимся, а вдруг какая беда случится как мы твоим отцу с матерью в глаза смотреть будем так что говори просто скажи адрес коттеджа где живет твой дядя и где он деньги прячет где ценности хранит и все у тебя будет хорошо и побежишь домой, а дома вы с родителями запрете лавку и спать ляжете, а завтра будет новый день и как бы там ни повернулось мы тебя не выдадим про тебя ни слова не скажем мы тебе и твоим отцу с матерью благодарны будем завтра придем с подарками и еще дядиным добром поделимся чтобы ты не думал будто напрасно все рассказал чтобы твои отец с матерью не напрасно пятнадцать лет мучились не напрасно его злодеяния искупали.

Говори, Няньнянь, и мы тебя сразу отпустим.

Вот и молодец. Ты сейчас для своей семьи великое благо сделал.

Няньнянь, теперь беги домой и ложись спать.

Если встретишь кого по дороге, сноброда или неспящего, о наших делах ничего не рассказывай.

И я спрыгнул вниз.

И увидел, как мопед с Дамином и его братьями исчезает в ночи, исчезает за развилкой. Дядин коттеджный поселок вдалеке горел огнями, словно оттуда сейчас поднимется солнце. В деревне у развилки тоже горели огни и слышался шум, точно, деревня недавно проснулась и собирается подниматься с кровати.

Стоять у развилки было холодно и свежо, все равно как стоять на дне колодца или на дне ямы, которую сам себе выкопал. Спать совсем не хотелось. Голова была ясной, словно дом, где на рассвете распахнули все окна и двери.

3.(04:51–05:10)

И я пошел к дядиному дому.

Побежал к дядиному дому.

Без оглядки помчался к дядиному дому.

Будь мой дядя последней свиньей, все равно он мой дядя. Будь мой дядя последней собакой, все равно он мой дядя. Я побежал сказать дяде, что скоро к нему домой явятся грабители. Чтобы он не ложился спать, не снобродил и двери никому не открывал. Мопед поехал к дядиному коттеджному поселку Шаныпуй обычной дорогой, через крематорий. Ехать туда сначала по шоссе до западного конца дамбы. Потом через мост на восточный конец дамбы. А оттуда спуститься к лесу и реке. Я же побежал к дядиному дому по ближней тропе, которая на целых два ли короче. На целых три ли короче. Я знал, что если побегу со всех ног, то вперед грабителей окажусь у дядиного дома. И в самом деле вперед грабителей оказался у дядиного дома. Дорогой мне встретился ветер. Встретились деревья. А на земле под деревьями в чем мать родила лежали мужчина с женщиной и занимались своими делами. Не знаю, наяву они были или снобродили. От их радостных криков деревья вдоль тропинки ходили ходуном. Я издалека увидел, чем они занимаются, и вся моя кровь прилила к голове. И срам задрался между ног, точно железный лом. Очень хотелось подойти ближе и как следует все рассмотреть. Но надо было спасать дядю. У них там стоял фонарь. Для своих занятий они поставили в тени у дерева керосиновый фонарь. Прикрутили фитиль, чтобы свет фонаря был слабеньким и желтым, как у сиротливой звезды, которая скоро упадет с неба и совсем погаснет.

Свет их фонаря оставался все дальше и дальше.

И радостные крики стало совсем не разобрать.

Теперь я бежал через пустошь, бежал вдоль выпущенной из дамбы реки. Река Ишуй стелилась по земле широким полотном драного серебристого шелка. Плеск воды напоминал песню, или замогильный плач, или стоны голых мужчины и женщины, которые лежали под деревом. После я сообразил, что мужчина с женщиной были любовниками и решили побаловаться, пока все снобродят. Заснобродили и решили побаловаться. Но тогда я не мог понять, почему им вздумалось справлять супружеские дела не дома. Не в своей постели. Я увидел черную тень у дороги и испугался. Но подумал, что мужчина с женщиной под деревом сумели прогнать страх. Выдавить из себя страх. Я услышал жуткий клекот ночной птицы и испугался. Но закричал, как кричал голый мужчина, взобравшись на женщину — а-а-а. А-а-а — и ночные птицы испуганно разлетелись. И я больше ничего не боялся, я стал юным героем.

Впереди показался коттеджный поселок, где жил мой дядя. Он назывался коттеджным поселком, а не просто поселком. И жили там только богатые. Один дядин сосед торговал углем, разрабатывал месторождения, другой открыл сеть магазинов у нас в Гаотяне и в уездном центре. Еще в дядином коттеджном поселке жило несколько начальников отделов и управлений из уездной управы. И поговаривали, что там поселился целый начальник уезда. Богатый поселок. Элитный поселок. Обычных людей туда не пускают. Обычные люди туда без особой надобности и не заходят. Место солнечное. Рядом течет вода, спущенная из водохранилища. Сосны растут толще кипарисов. А кипарисы толще сосен. Стволы у софор, сосен и кипарисов толще кадушек. И корни каждого дерева присыпаны гравием. К каждому дому ведет каменное крыльцо в четыре ступени. Каждое