Дубль два. Книга вторая - Олег Дмитриев

— Вернулся⁈ — в её зарёванных глазах плескалась затаённая радость.

— Пёс его знает. Но обратно точно больше не хочу. Неужели ты тоже чувствовала это? — ощущать себя бессильной мокрой тряпочкой рядом со своей женщиной — так себе удовольствие, конечно. Даже несмотря на все её заботу и любовь.

Оказалось, что она получила информационную бандероль как-то по-другому. Да, знание о том, что бесчисленное множество потомков Перводрева сгинуло в веках, было. Да, понятно, что подавляющее большинство сгубили люди. Но без той рвущей душу конкретики. Без образов полыхавших адовым пламенем ям на месте сожжённых детей. Дьявол, как кто-то умный говорил, крылся в деталях. Мне их досталось значительно больше.

Через час примерно, прошедший в неспешных разговорах и обмене информацией, в ходе которого я только что не руками себе рот зажимал, чтоб не вывалить на Энджи того, свидетелем чего оказался, реальность практически успокоилась. Перестала расползаться слоями на полуслове, чтобы снова утащить меня в тайгу или джунгли на казнь очередного Древа. На противно трясущихся ногах, по стенке, я добрёл до ванной, где попробовал привести себя в порядок. Вышло слабо. Получилось только помыть. Тот, кто смотрел на меня из зеркала, в порядке если и бывал, то когда-то очень давно. Тревожный блеск красных глаз, ввалившиеся щёки и заострившийся нос больше подошли бы одному из всадников Апокалипсиса, наверное.

В платяном шкафу «ну́мера» нашлась сменная одежда, которой утром там не было — те же самые домотканные штаны на пеньковом колючем шнурке и рубаха. Но на этот раз по вороту у неё шли узоры, напоминавшие те, что были по горлу, рукавам и подолам у стариков-разбойников после бани. От которой я, пожалуй, тоже не отказался бы. Каждый день париться привычки не было, конечно. Как и болтаться между жизнью и смертью, пугая любимую, пытаясь впитать память миллионов лет. Всё когда-нибудь бывает впервые. И есть такие вещи, повторять которые не хочется ни в коем случае.

По розовому мостику в «ресторан» я шёл уже почти нормально, хотя Лина и поддерживала меня под правую руку. За столом не хватало только Сергия, но он появился практически следом за нами — не успели чаю налить.

— Быстро вы, однако, — с непонятным чувством протянул Степан, стоило нам рассесться и выпить по стакану травяного отвара.

— Ну, меня, ты помнишь, ломом не перешибить, — самодовольно ответил дед. Избегая лишний раз поднимать руки, которые, как я видел, по-прежнему ходили ходуном. — А Аспиду вообще всё по барабану — ты бы знал, чего с ним Оська по дороге вытворял. Стальной парняга, достойная смена.

Не сказать, чтоб это был лучший в моей жизни комплимент, но хоть что-то. А про то, что вся сложная многоходовка со спасением Ража и Осины и последующей их транспортировкой сюда, была спланирована Белым, я уже знал. Как и про то, что сценарий пришлось рихтовать по ходу, когда выяснилось, что случайно подвернувшийся Странник, как и его малолетний племянник, способны к работе с концентрированной Ярью. У меня раньше часто бывало желание отключить самооценку, когда говоришь с людьми, значительно умнее тебя. В случае же с Древами, отключать надо было, наверное, вообще всё, от упомянутого уже критического мышления до здравого смысла в целом. Потому что в контексте новых данных, полученных только что, то, к чему я привык, не было ни здравым, ни смыслом. Например, понять, как именно Белый сплёл такое кружево, куда попали и Ося, и Сергий, и Вяз, оставаясь совершенно не замеченным Осиной, я не мог никак. На ум шло только всегдашнее «как в трёхмерном пространстве рассказать про пятое измерение?».

Пытаясь хоть как-то собраться с мыслями, что было непередаваемо сложно, посмотрел на Павлика. Видимо, он сбил охотку по черничной пастиле, и уже не держал зажатыми по куску в каждом кулаке. Левашик был только в правой, причём удерживал его племянник как-то непередаваемо интеллигентно, тремя пальчиками, с крошечным мизинчиком чуть наотлёт. И откусывал всеми восемью зубами, но совсем не так, как с утра. Неторопливо, с чувством и удовольствием, без спешки. И синими пузырями слюней больше не исходил. Поймав мой удивлённый взгляд, он неожиданно лукаво подмигнул одним глазом. Правым. С лицом, больше подошедшим бы какому-нибудь старому Мастеру. Или даже Хранителю. Но уж точно не грудному малышу. И я облился чаем.

— Павлик совсем взрослый стал, — Алиса говорила со свойственной матерям гордостью и лёгким беспокойством. Обычно такие фразы сопровождали какое-нибудь безмерное героическое достижение, вроде «перестал жевать спинку кровати» или «больше не плюётся фруктовым пюре». Поэтому я пропустил было похвалу мимо ушей.

— Дядя, а когда пойдём с дедушками в зал? — спросил племянник. И я облился чаем ещё раз.

В голове полыхнула старая шутка Оси про «ух ты, гляди-ка, оно говорящее».

— А ты как думал? Общение с разумом такого уровня — это тебе не в носу ковыряться. Следите теперь за парнем, того и гляди — девки на ум пойдут. Вон на Линку как косяка давит, — в епископе сочеталась гордость, будто это он сам научил годовалого малыша разговаривать, и какой-то непонятный мне кураж. Ответ пока был только на первый его вопрос: «А ты как думал?». Не думал я снова, традиционно для меня, никак. От греха.

— Ты по себе-то не суди всех, старый волокита, — вроде бы недовольно, но с каким-то добрым прищуром прогудел Сергий.

— Это ты мне будешь рассказывать, Раж? — будто бы возмутился Степан, но тоже как-то неубедительно. — Да твою рожу надо на баннерах национального проекта «Демография» рисовать! Где ни появлялся — такую рождаемость обеспечивал, что ни в сказке сказать. Потому что детские они, сказки-то. Правда, девки одни получались, но зато какие! Смак, маков цвет, хватай и беги, а не девки.

— Ты зенки-то с-подо лба выкати обратно, — тут, кажется, недовольства в Сергии прибавилось. Или смущения? — И хорош про то за столом-то. Дети среди нас малые.

— Хватай и беги, — вполне чисто произнёс Павлик, будто задумавшись и стараясь получше запомнить новый речевой оборот.

— А ты не слушай его, внучок! Эта старая шляпа тебя точно плохому научит! — взвился дед.

— Старая шляпа, — с той же задумчивостью, чуть пришепётывая, повторил племянник, глядя на епископа. Если бы взгляд принадлежал кому-то