Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

Небольшой листок, на котором сошлись вместе заметки Леонардо о трех великолепных жеребцах, виденных им в те дни в Милане, и о прибытии загадочной Катерины. Первая дата записана сангиной отдельно, в самом низу листа, да еще и вверх ногами, причем цифра 6, похоже, исправлена из ошибочной 5: расчувствовавшись, Леонардо ошибается в дате. Однако событие это столь важно, что он решает переписать все пером, указав и имя гостьи.

Несомненно, приехавшая в Милан 16 июля 1493 года Катерина – мать Леонардо. Ее муж Аккаттабрига не так давно скончался, злосчастный сын Франческо, ушедший в солдаты, убит ядром под Пизой, дочери повыходили замуж. Оставшись совсем одна, не имея поддержки – как со стороны разорившегося семейства Бути, так и от бывшего любовника, сера Пьеро, – она могла укрыться лишь у внебрачного первенца, в Милане.

Мы не знаем, как именно осуществилась эта задумка, каков был маршрут последнего в жизни Катерины путешествия, с какими трудностями ей пришлось столкнуться. Одинокой женщине, точнее, «старухе» 66 лет от роду явно пришлось несладко; впрочем, вполне возможно, что для своих лет она неплохо перенесла дорогу, поскольку всегда была крепкой – «добрых кровей», как и положено «дикарке», рожденной и выросшей в горах Кавказа.

Разумеется, в Милан она добиралась не сама по себе, а с какой-нибудь группой паломников или цыганским табором. Вероятно, мог помочь и дядя Франческо, в последние годы регулярно общавшийся с Леонардо.

Семья воссоединяется. Катерина тихо устраивается в Корте-Веккья, под крылом у сына, который успел за это время стать в Милане значительной персоной – во всяком случае, куда более значительной, чем престарелый нотариус сер Пьеро во Флоренции.

Можно с уверенностью сказать, что Катерина не сидит без дела у очага, прикрываясь статусом «старушки». Всю жизнь она работала: девчонкой – в своей затерянной в горах деревушке; рабыней – в Константинополе, Венеции и Флоренции; крестьянской женой – в Кампо-Дзеппи. Порядочной горянке тяготы не страшны, она заботится сразу обо всем и обо всех: о сыне, о Салаи, о непонятных «учениках», Томмазо и Джулио, что приходят и уходят когда захотят, а главное – о собачке, раньше так любившей свернуться калачиком у ног мастера, а теперь, похоже, неотделимой от этой невероятной, совершенно седой красавицы, то и дело роняющей слова на непонятном языке.

Леонардо, конечно, хотел бы как можно дольше оставаться возле матери: как-никак ему нужно наверстать целую жизнь. А вместо этого вынужден отправиться с двором Сфорца в Виджевано.

После женитьбы на Беатриче д’Эсте Моро принимается активнее обустраивать город, замок, окрестные земли и водные пути. 2 января 1494 года он дарит жене образцовое поместье, названное, разумеется, «Сфорцеска» и уже воспетое гуманистами и поэтами, среди которых Беллинчони и Эрмолао Барбаро[384].

Художник кладет в карман три записных книжки (ныне образующие Манускрипт H), которые заполняет рисунками и заметками, преимущественно выполненными сангиной. Самая старая запись датирована 29 января 1494 года: ввиду отъезда в Виджевано Леонардо оставляет Салаи и Катерине немного денег – 8 сольди Салаи и дважды по 10 сольди Катерине на личные расходы. Остальные траты, перечисленные в заметке, вероятно, также относятся к Катерине: «ткань на чулки – 4 лиры 5 сольди, поддева – 16 сольди, выделка – 8 сольди, перстенек – 13 сольди, звездчатая яшма – 11 сольди»[385].

Зимой в Милане холодно: нужно заказать ей пару шерстяных чулок и теплое платье на подкладке, а кроме того – подарок: перстенек с яшмой, драгоценным камнем, испещренным прожилками, расходящимися в форме звезды. Дешевенький, всего несколько сольди, но Катерине он кажется поистине королевским.

Интересно, что именно в это время Леонардо начинает разрабатывать станки для текстильной промышленности: прядения[386], сдваивания и скручивания шелковых нитей[387], стрижки[388] и ворсовки сукна[389], а также автоматизации таких механических действий, как продевание челнока[390].

Особенно его интересует златоткачество и производство роскошных шалей – то, чем занималась в Венеции юная рабыня Катерина. И это вовсе не совпадение. Вот золотобитная машина, вот станок для штамповки сложных узоров, состоящих из переплетений и узлов, или для изготовления золотых бляшек-монист, которые нашивают на парчовую ткань. Мать до сих пор зовет их «безантами», как старинные имперские монеты, виденные в свое время в Константинополе: «на византийский манер»[391].

Естественно, Леонардо погружается в эти проекты не только ради того, чтобы порадовать Катерину. Механизация подобных работ может внести весомый вклад в экономическое развитие всего герцогства, особенно с учетом высадки множества тутовых деревьев и разведения тутового шелкопряда для производства шелка, сосредоточенного по приказу Лодовико Моро как раз в районе Виджевано и поместья Сфорцеска.

А какую пользу принесут его изобретения человечеству! «Это второе после книгопечатания и ничуть не менее полезное рукотворное изобретение, но более прибыльное, более красивое и тонкое», – восторженно заявляет Леонардо на одном из листов Атлантического кодекса[392].

Записав расходы на Катерину, Леонардо на том же листе, только уже пером, набрасывает памятку, какие измерения необходимо произвести в Виджевано: «Сколько локтей высоты в стенах / насколько просторна зала / какой толщины балки». Размеры эти понадобятся для разработки проекта росписей герцогских покоев, который Леонардо намерен осуществить в содружестве с Браманте.

В другой заметке перечислены имена и вещи, относящиеся к декоративным конструкциям и живописным работам: «Агугия Никколао / пенька / Феррандо / Якомо Андреа / холст / камень / краски / кисти / небольшие доски под картины / губка / доска для [портрета] герцога»[393]. «Феррандо» – вероятно, первое упоминание об ученике по прозвищу Феррандо Испанец, то есть художнике Фернандо Яньесе де ла Альмедина.

Предварительная детализированная смета с указанием дорогих красок и материалов, таких как лазурь, золото, свинцовые белила, мел и индиго, дает нам кое-какую информацию о грядущем живописном проекте, включающем также оконные проемы, «своды» и «укосы»: речь идет о циклах, посвященных «24 римским сюжетам» и «философам», то есть античным ученым – по образцу портретов «прославленных мужей», исполненных Браманте во дворце Гаспаре Висконти[394].

Вероятно, бесчисленные наброски аллегорий и подвигов из Манускрипта H[395] предназначались для аналогичных проектов украшения замка и событий придворной жизни. В роли главного героя здесь выступает Моро, явно желающий представить себя добродетельным защитником Джана Галеаццо. В целом иконографическая программа характерна для множества тогдашних фигуративных циклов миланских иллюминаторов-миниатюристов, например в «Сфорциаде» Симонетты с посвящением Моро или «Пауло и Дарии» Висконти. Сюжет всегда один и тот же: Лодовико защищает Джана Галеаццо от бед, гроз и треволнений политики[396].

Однако в жизни все совершенно иначе. Как ни запирайся в замке, как ни прячься за формальной, лицемерной атмосферой двора, то, о чем шушукаются на каждом углу, не