Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

Леонардо придерживается антично-средневековой теории о четырех силах, от которых зависит каждое физическое явление: движения, тяжести, силы и толчка. Среди важнейших проблем своих машин он выделяет преобразование постоянного движения в переменное и наоборот, чтобы силу, создаваемую вращением колеса под воздействием мускульной или гидравлической энергии, можно было передать машинам практического свойства, например ткацким станкам.

Итог этого обширного технологического исследования, другими инженерами ранее не предпринимавшегося, подведен в трактате о «началах механики», очевидно, так и не завершенном. Свидетельством его существования является так называемый Мадридский кодекс I, великолепная рукопись, куда тексты и рисунки машин скопированы уже в чистовом виде.

Открывается он датой, гордо проставленной пером и чернилами в общепринятом написании по центру листа, вверху: «В день первый генваря 1493 года»[364]; впрочем, составление трактата шло и в течение нескольких следующих лет. Рисунки и теоретические выкладки посвящены анализу простых и сложных механизмов, вопросам геометрии, теории четырех сил, изучению центров тяжести. Название «Начала механики» кажется построенным по принципу знаменитых «Начал геометрии» Евклида: по сути, объединяющей темой всех этих исследований как раз и является геометрия с ее способностью предложить воображаемую модель движущейся машины. Исключительная точность сочетается в рисунках с талантливой художественной подачей. Штриховка и светотень должны передать трехмерность объекта, а временами, методом последовательно наложенных полупрозрачных изображений, – и его движение.

Для науки в ее историческом контексте эта попытка представляется крайне важной, хотя еще несколько десятилетий назад она была практически неизвестна современникам и потомкам. Впервые трактат по механике предлагает столь обширный раздел приложений, выведенных из теоретических принципов при помощи количественного анализа и геометрической схематизации. Леонардо удается объединить в своих исследованиях две великие традиции механики, до тех пор развивавшиеся обособленно: с одной стороны, механику теоретическую, классическую и средневековую, лишенную прикладного характера, с другой – практическую, родившуюся в мастерских художников и изобретателей позднего Средневековья. При этом даже в сравнении с современными инженерами Леонардо может претендовать на более высокую квалификацию и автономию в отношении целой иерархии искусств и дисциплин: инженер, художник, ученый, он более не «технарь»-механик, а полноценный исследователь тайн природы, философ и толкователь. Механика, в свою очередь, представляется высшим уровнем математических наук, их «раем», как об этом много лет спустя напишет сам Леонардо: «Механика есть рай математических наук, посредством нее достигают плода математики»[365].

Периодически в тексте встречается и мысль о том, чтобы упорядочить и развить эти заметки в полноценные трактаты. «Поставить книгу о началах механических с ее практиками прежде демонстрации движения и силы человека и других животных, через них сможешь ты доказать все свои выводы» или «Книга о науке механической идет прежде книги о [практической] пользе»[366] – очередные примеры того, что, по мнению Леонардо, границ между дисциплинами не существует: в универсальном измерении знания содержатся они все, слитые воедино.

19

«Благословенный остров»

Милан, 1492–1494 годы

12 сентября 1492 года умирает Беллинчони. Поэт прославился при дворе Сфорца своими колкими, а зачастую и злобными стихами, за что был вознагражден всеобщей антипатией. Другом его, вероятно, мог назвать лишь один человек: священник Франческо Танцио, прозванный Корниджеро, Горбуном. Именно он почтит память поэта, отредактировав по приказу высокопоставленного герцогского чиновника Гуалтьеро да Баскапе книгу его стихов, которая будет напечатана в Милане 15 июля 1493 года издательством Филиппо Мантегаццы по прозвищу Кассанец на средства Гульельмо ди Роландо ди Саннадзаро.

Объемный том открывался изящной виньеткой с изображением поэта за пюпитром для чтения, по слухам исполненной Леонардо. Однако насмешек других придворных, на дух не переносивших несчастного Бернардо, было уже не удержать, и даже в бумагах Леонардо можно найти анонимную сатиру в пять октав, записанную неопознанной рукой на обороте листа из Атлантического кодекса[367].

Хулить поэтов Леонардо не впервой. В анонимной переделке «Амура и Психеи» Апулея приводится вычурное описание гробницы, построенной в храме бога вина Вакха. А погребен в ней широко известный в миланском издательском мире гуманист Джироламо Скварчафико из Алессандрии, ученик Филельфо. Литератор, пользующийся репутацией «бесчестного пьянчуги, чумы хороших вин», изображен пьющим сусло прямо из давильни: «глаза воспалены, набухли жилы, и кажется, ничто не утолит его желанья, он видит это сам, воочию, и угасает, и, вздрогнув, замирает полумертвым»[368].

Разумеется, автор сего «портрета» – «лукавый и сметливый живописец Винчи». К счастью, гробница лишь воображаемая, поскольку бедняга Скварчафико пока жив. А если бы Леонардо и в самом деле решил написать его портрет, то сделал бы это в форме карикатуры, продолжив ряд других своих произведений, посвященных дестабилизирующему воздействию вина, среди которых рисунок пьяной танцовщицы или набросок рассказа об опьянении пророка Мухаммеда[369]. Впрочем, художник и сам не промах выпить: в списках его регулярных трат вино фигурирует неизменно.

Однако грядет новая свадьба, что дает поэтам еще один повод восславить конный памятник Сфорца, созданный Леонардо, а значит, и его покровителя – Лодовико Моро.

30 ноября 1493 года в Милане заключается брак по доверенности между Бьянкой Марией Сфорца (дочерью Галеаццо Марии и племянницей Моро) и союзником Лодовико, императором Священной Римской империи Максимилианом Габсбургом. За пышной церемонией следует путешествие в Инсбрук, в число сопровождающих свадебный кортеж включен и художник Джованни Амброджо де Предис, бывший «партнер» Леонардо, который станет официальным портретистом августейшей пары.

Милан вновь одевается гирляндами и гербами. Придворный поэт Бальдассаре Такконе, секретарь Гаспаре Висконти, в короткой поэме «Коронация и бракосочетание светлейшей владычицы Миланской, августейшей Бьянки Марии Сфорца» посвящает конному памятнику сразу несколько октав, замечая, что располагается он пока при мастерской в Корте-Веккья, и утверждая превосходство работ Леонардо над всей античной скульптурой, включая Фидия, Мирона, Скопаса и Праксителя: «Сам ты увидишь, как в Корте из бронзы воздвигнут / Сфорца великий колосс об отце его в память […] лишь Леонардо да Винчи такое под силу, / скульптор, художник он и архитектор прекрасный: / столь редкий гений ему небесами дарован»[370].

Кондотьер-гуманист Джованни II да Толентино и поэт Ланчино Курцио в своих эпиграммах превозносят колосса так, словно он уже завершен. У Толентино с Джаном Галеаццо и Моро говорит сам Франческо Сфорца, Курцио же дает слово коню, который и обращается к изумленному зрителю[371].

Правда, Пьетро Лаццарони в эпиталаме в честь Бьянки Марии Сфорца, похоже, ссылается не на статую, а на картину[372]. И действительно, в письме от 29 декабря Беатриче д’Эсте пишет сестре Изабелле, что полотно с изображением Франческо Сфорца верхом на коне выставлено под триумфальной аркой собора[373]. Впрочем, вполне возможно, что речь идет о старой работе, во время праздничного бала 24 января 1491 года располагавшейся «точно напротив входа» в Большую залу замка Сфорцеско.

Тот