Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

При содействии Зороастро, знакомого с разнообразными приспособлениями для литья и обработки металлов, Леонардо продолжает работы над памятником Сфорца.

12 октября в Милан приезжает Джулиано да Сангалло, один из величайших архитекторов эпохи Возрождения, долгое время находившийся на службе у Лоренцо Великолепного. Он должен представить Лодовико Моро план большого дворца, который герцог желает построить. Заодно Сангалло обсуждает с Леонардо технические проблемы отливки столь большой статуи.

К концу 1493 года проект практически завершен. Кое-что уже можно посмотреть в Корте-Веккья – не всем, конечно, только Моро и придворным сановникам. «Земляная», то есть сделанная из необожженной глины, модель представляет собой коня высотой 12 локтей (более 7 метров).

Леонардо готов приступить к отливке, нужно только дождаться, пока соберут достаточное количество бронзы. За несколько дней до Рождества в записной книжке, посвященной проекту, он отмечает последнюю дату: «20 декабря 1493 года завершаю я отделку коня, пока без хвоста и [лежащего] на боку»[354].

Подробностей разработанных технических решений в записных книжках нет, однако их основные принципы расходятся достаточно широко, по крайней мере среди инженеров и «бомбардиров»: даже в грядущем столетии о них по-прежнему будут вспоминать с восхищением. Наилучшим из них, вероятно, следует признать использование не одной, а сразу нескольких последовательных печей, которые могли бы плавить огромную массу металла одновременно[355].

18

Учиться у природы

Ломбардия, 1491–1493 годы

Как-то утром во двор Корте-Веккья, к изумлению подмастерьев и учеников, привозят целый мешок камней: «множество раковин и источенных червями кораллов, еще прилепленных к скалам»[356]. Леонардо терпеливо объясняет каждому, что камни эти были некогда живыми существами и лишь потом окаменели. Другие окаменелости и кораллы он находит сам во время поездки в Монферрат[357].

Что в этом необычного? Леонардо сразу отмечает, что эти окаменелые останки морских животных он велел привезти с холмов, окружающих Парму и Пьяченцу, где теперь, разумеется, никакого моря нет; однако этого достаточно, чтобы представить себе историю мира в его вечном преобразовании. Как говорил Овидий в «Метаморфозах»: «Там, где суша была, пребывали и море и воздух».

Кажется вполне вероятным, что даже в период наиболее напряженной работы над памятником Сфорца Леонардо по старой привычке отвлекается на множество посторонних дел.

Так, например, взглянув однажды на закате с башни Корте-Веккья в сторону озера Маджоре, он пишет, что был совершенно зачарован облаком «в форме величайшей горы, полной раскаленных скал»[358]. Порой же просто уезжает куда-нибудь к границам герцогства, пользуясь случаем присоединиться к инспекциям, возглавляемым другими герцогскими чиновниками и инженерами – Браманте или гуманистом Доменико делла Белла по прозвищу Макканьи, автором латинского «Описания озера Вербано»[359], посвященного Гаспаре Висконти и отпечатанного в Милане в 1490 году. Присоединиться, разумеется, не просто ради прогулки.

В 1493 году Браманте в сопровождении инженеров и «бомбардиров» осматривает мост в Креволе, местечке в Валь д’Оссола, – слабое место в обороне, откуда Сфорца регулярно грозят швейцарские набеги. Но куда больше, чем война, Леонардо интересует, как живут и работают люди.

В Домодоссоле, пораженный функциональностью водяной мельницы, он зарисовывает ее колесо и отправляет набросок во Флоренцию Бернардо Ручеллаи (как об этом напишет Бенвенуто ди Лоренцо делла Вольпайя, сын инженера, сменившего Мармокки на посту хранителя башенных часов Палаццо Веккьо: «Копия приспособления, сделанного крестьянином из Домдассоли, которую Лионардо да Винчи прислал Бернардо Ручеллаи из Франции»[360]).

Исключительно точное описание одного из таких путешествий дает нам лист из Атлантического кодекса. Поздней весной Леонардо выезжает из Лекко – вероятно, в сопровождении герцогского управляющего Амброджо де Феррари, который хочет запастись лесом в долине Троццо, нынешней Вальварроне. Он едет в Вальсассину, стратегический регион герцогства, известный железными, медными и серебряными рудниками. Леонардо скрупулезно записывает названия всех посещенных мест, их геологические и ботанические особенности, а также «достопримечательности»: водопад в Фьюмелатте, что на противоположном берегу от Белладжо и виллы Маркезино Станга, горы над Лекко, вершину Гринья и так далее до самого Бормио и Вальтеллины (которую называет «Вольтолина»), где водятся горностаи: «За озером Комо в направлении Алеманьи, у впадения в него реки Меры, лежит долина Кьявенна. Горы здесь очень высокие, много крупных голых скал. В этих горах обитают водоплавающие птицы, именуемые бакланами, растут лиственницы, ели и сосны, водятся лани, горные козлы, серны и грозные медведи. Наверх подняться невозможно, иначе как на четвереньках»[361].

Сомнений нет: Леонардо страстно влюблен в горы, ему хочется взойти на вершину, пусть даже карабкаясь на четвереньках, и взглянуть на мир сверху. Однажды он даже поднимется на одну из вершин Монте-Розы, в то время называвшейся Монбозо.

На полпути, в Иврее, он любуется каналом, отведенным в 1468 году Иоландой Савойской от реки Дора, а глядя на огромную гору, белую доминанту пейзажа, отмечает: «В неприступных областях Инврейских гор рождается трамонтана»[362].

Пока возможно, Леонардо продвигается к северу долинами, потом отважно и упорно взбирается все выше, до самого ледника, надеясь выяснить, как проявляется на больших высотах эффект разрежения воздуха и как меняются метеорологические процессы.

Достигнув острых скал и вечных льдов, границ того, что в Античности считали сферой огня, он молча смотрит вниз, разглядывая изрезанный речными долинами край, который тянется вплоть до окутанной туманом великой Паданской равнины. А вокруг – только ослепительная белизна льда и синева неба[363].

Возможно, в этот момент ему вспоминаются рассказы матери о высочайшей горе мира, священной вершине Кавказа, покрытой вечным снегом и льдом. Именно Катерина научила его почитать этих земных гигантов.

Как мы уже видели, в 1488–1492 годах Леонардо не оставляет попыток углубиться в изучение природы на основе принципа аналогии между живым и неживым миром, микрокосмом и макрокосмом.

Тело Земли представляется ему в значительной мере похожим на тело человека. Но анатомические исследования, как человека, так и лошади, ставят все новые вопросы о проблеме движения, порождаемого, в свою очередь, жизненной энергией. Как именно передается конечностям импульс двигательной силы? Как реагирует на исходное воздействие сложная система механизмов, рычагов и противовесов, состоящая из костей и мышц?

Человеческое тело подобно машине, которую можно понять, только применив законы механики и ко всему агрегату, и к каждой его части. Однако аналогия может работать и в обратную сторону: машину тоже можно представить как живой организм.

Таким образом, Леонардо изобретает совершенно новую отрасль технологических исследований: анатомию механизмов. Количественный анализ величины усилия, переданного посредством сцепления, скольжения или трения, становится своего рода анатомическим исследованием, поскольку он основан на тщательном разборе компонентов машины: винтов, рычагов, шкивов, пружин,