Магия кельтов: судьба и смерть - Татьяна Андреевна Михайлова

собственным ребенком, но вообще – не человеческим ребенком, а подложенным демонами подменышем. Сюжет распространен очень широко, однако, как правило, его реализация осложняется дополнительной заменой V: мать (отец, близкие родственники) стремится как бы не столько уничтожить вторгшегося в их пространство демона, принявшего вид ребенка, но и хочет вернуть собственное похищенное дитя. Примеров борьбы с подменышами и стоящих за этими нарративами реальных фактов убийства нежелательных (обычно – больных или отсталых) детей известно много, причем уже на уровне меморатов.

Если в описанных нами случаях замены субъекта демоном речь скорее шла о небрежности или плохом обращении, то при замене объекта, как правило, мы уже имеем дело с намеренными убийствами. Как и случаи с гибелью детей в результате плохого обращения, так и намеренные убийства детей были всегда, есть и сейчас и, наверное, будут и далее. Естественно, за рядом патологических исключений (послеродовой психоз) речь идет обычно о детях двух типов: ребенок с врожденным уродством или ребенок, появившийся в результате незаконной связи. Отношение к избавлению от детей обеих указанных групп в разных микросоциумах и в разные эпохи демонстрирует столь необычайную широту подходов и оценок феномена, что можно было бы действительно сказать: общество характеризуется тем, как относится оно к неполноценным и незаконным детям.

Тема эта, наверное, заслуживает отдельного исследования[69], я же ограничу свой анализ все той же Ирландией (отчасти – Скандинавским регионом).

В Ирландии XIX в. убийство рожденного вне брака ребенка считалось преступлением, однако сам факт внебрачных родов был связан с таким позором (в первую очередь – для родителей оступившейся девушки), что от такого ребенка обычно стремились скорее избавиться, а его появление на свет – скрыть. Причем, по данным, приведенным в книге К. Конли, роль исполнителя часто брала на себя не мать, а бабушка нежеланного младенца (Conley, 1999, p. 116–118). По официальным данным, за период с 1866 по 1892 г. было зарегистрировано 1056 случаев намеренного инфантицида, однако, предположительно, на самом деле таких случаев было во много раз больше, поскольку роды часто происходили в семье, повитуха не приглашалась и о самом факте появления подобного ребенка мог никто и не узнать. Кроме того, в эту статистику не входят и «анонимные» дети, чьи тела были найдены у моря или в оврагах.

Здесь необходимо отметить важный для ирландского народного менталитета момент: в общественном сознании (в отличие от юридической нормы) позорным и требующим осуждения был не столько факт избавления от нежеланного младенца, сколько возникающее при этом стремление избежать необходимости его окрестить. Да и, собственно, закон в этом отношении, как это ни странно звучит сейчас, был довольно гибок. Так, К. Конли приводит рассказ о женщине по имени Мэри Фордер, которая убила собственного ребенка, родившегося в браке, но в результате адюльтера (муж ее длительное время отсутствовал). Однако ребенок вначале получил имя и был окрещен, поэтому, несмотря на то что поступок Мэри был квалифицирован как намеренное убийство, она получила очень мягкий приговор: всего шесть месяцев исправительных работ. А вот Элизабет Макнамара, которая жила вдвоем с отцом, родила ребенка в сарае и через несколько минут задушила его, стремясь скрыть от отца свой позор, была наказана гораздо строже: пять лет тюремного заключения.

Множество подобных случаев анализируется в известной книге Энн О’Коннор «Убийство детей и традиция мертвых детей» (O’Connor, 1991). Ее основной вывод: убийство новорожденных осуждалось крестьянским обществом не только как убийство как таковое, но и как невольное дополнительное рекрутирование представителей низшей мифологии, все тех же фейри, которыми, в частности, становились дети, погибшие, так и не получив христианского крещения. Сравним также в славянской традиции – потерчата, из которых «с течением времени вырастают, с одной стороны, кикиморы, с другой – мавки и русалки» (Зеленин, 1995, с. 70). Аналогичным образом, в мифических существ превращаются и некрещеные и занесенные на пустошь незаконные дети в исландских поверьях:

Утбурды[70] – драуги особого вида, которые получаются, когда бесы вселяются в некрещеных детей, вынесенных матерями на пустошь. Утбурды ползают на одном месте и держат в руке тряпку, в которую были запеленуты. Они не отходят далеко от того места, где их выкинули. Они могут заморочить человека только совсем рядом с собой, а их вой часто слышен на пустоши, особенно в бурю или в ненастную погоду (Корабль призраков, 2010, с. 47).

Таким образом, выделенные мною случаи (убийство нежеланного ребенка и избавление от подменыша) на самом деле скорее смыкаются: если во втором мы имеем дело с последовательной заменой объекта демоном, в первом – с устранением демона потенциального, причем грань здесь оказывается довольно зыбкой. Так, говоря проще, – исландская мать убивает уже как бы не своего ребенка, а существо, которое должно превратиться в утбурда. Как я понимаю, в Исландии резкого общественного осуждения традиция заносить ребенка на пустошь не вызывала, возможно, в силу слабости и малой укорененности там религиозного сознания.

Другой выделенный мной «случай», борьба с подменышами, практически универсален, прост в описании и реализует в чистом виде схему замещения демоном объекта. О теме подменышей в ирландском фольклоре мне уже случалось писать (например: Михайлова, 2008). Интересно, что далеко не все описанные случаи убийства подменыша в ирландской традиции относятся к быличкам или меморатам, даже в конце XIX в. вера в то, что неполноценные дети – это подброшенные фейри, оказывалась настолько стойкой, что соответствующие свидетельства можно было почерпнуть из газет и материалов судебных процессов.

Подменыши устранялись обычно не сразу после рождения, поскольку не сразу приходило и осознание факта, что ребенок родился неполноценным. Подробный анализ и соотнесение традиционных описаний подменыша с распространенными врожденными заболеваниями был проведен в свое время ирландской фольклористкой С. Эберли (Eberly, 1988), которая пришла к выводу, что практически у всех народов в «подменыши» записывался ребенок, родившийся с какими-то физическими или умственными недостатками. Однако в традициях архаических такой необычный ребенок мог восприниматься и как наказание богов, и как, напротив, – посланник иного мира, о котором следует особым образом заботиться[71]. Но народная традиция воспринимала, как она пишет, все проще. Отказ от желания смотреть в лицо истине и стремление подменить реальность вымыслом, как считает С. Эберли, черта, присущая скорее народному сознанию: в традиции фольклорной рождение урода не воспринималось как наказание свыше, он просто объявлялся иным существом, оставленным взамен нормального человеческого младенца, якобы украденного. С. Эберли отмечает также, что существующие в фольклорной традиции описания тех или иных мифических существ, как правило, похожих друг на друга в разных традициях (небольшой рост, диспропорция рук и ног, одноглазость, гипертрофия носа или рта и