О милосердии - Луций Анней Сенека

будет жалеть, зато поможет, выручит, призванный блюсти общую пользу и благо народа, от которого каждому уделяет должную часть. Он не отказывает в участии тем бедствующим, которые отчасти сами виновны в своих бедах и нуждаются в порицании с целью исправления. Однако с большей радостью он приходит на помощь пораженным судьбой и старающимся выпутаться из сетей случая. Везде, где только сможет, он воспротивится судьбе. Да и как лучше применить средства и силы, если не для восстановления того, что опрокинула непредвиденная беда?

Он не отворачивается от сухоруких, не испытывает отвращения к худобе и лохмотьям и опирающейся на посох дряхлости, но помогает всем достойным помощи, являя по примеру богов свою благосклонность бедствующим. Сострадание всегда где-то поблизости от страдания: питается им, несет в себе его часть. Знай, что слабы те глаза, которые при виде сочащейся из-под век слизи сами набухают: свидетель Геркулес, не веселье, а род болезни — смеяться, едва завидишь смеющегося; такая же болезненная наклонность — разевать рот, заметив зевающего. Жалость — порок души, чрезмерно робеющей от соприкосновения с болью и горем. Требовать этого от мудреца — все равно что заставлять его причитать и рыдать, как плакальщица на похоронах постороннего человека.

«Но почему он не будет никого извинять?» Рассмотрим внимательно, что означает прощение, и тогда поймем, что мудрец не должен его давать. Прощение есть освобождение от заслуженного наказания. Причины же, по которым мудрый не должен его давать, изложены подробно теми, кто данным вопросом занимался; я скажу о них в двух словах, чтобы не вдаваться в чужое дело. Прощают того, кого должно было наказать. Мудрец же не делает того, что не должно, и равным образом не пренебрегает тем, что должно. Следовательно, он не прощает наказания, которое должно исполнить.

Однако то, чего ждешь от прощения, получишь от него более честным путем. Он будет щадить, советовать исправлять. Сделает то же, что и простивший, но не простит, ибо тот, кто простил, признался в небрежении донгом. В одном случае мудрец ограничится порицанием и не подвергнет каре, приняв во внимание доступный исправлению возраст. Увидев, что преступника очевидным образом тяготит отвращение к содеянному, повелит оставить невредимым, поскольку тот мог быть обманут или же оступиться в опьянении. Отпустит врагов нетронутыми, а подчас и с похвалой — если они из благородных побуждений, ради верности обязательствам, ради свободы оказались вовлеченными в войну. Все это дела не прощения, но милосердия. Милосердие наделено свободой суждения; оно судит не по правовому определению, но ради правды и добра. Свободно отпустить или оценить ущерб, во сколько пожелает. Ничего из совершенного им не умаляет справедливости но каждое решение принимается как самое справедливое из возможных. Прощать означает не наказывать того, кого осуждаешь на кару, тогда как извинение есть отмена необходимого наказания. Милосердие имеет преимущество в том, что отпущенные им и не должны были, согласно его приговору, претерпеть ничего иного. Милосердие, таким образом, полнее, честнее прощения.

Спор, по моему мнению, идет здесь о словах, тогда как по делу разногласия нет. Мудрец простит многое и спасет многих людей с нездоровой, но доступной оздоровлению душой. Уподобится отличным садовникам, которые ухаживают не только за прямыми и высокими деревьями: к побегам, растущим почему-то вкривь, они привязывают опоры, чтобы выпрямить; иные обрезают, чтобы ветви не мешали росту; взошедших на дурной почве подкармливают; кому мешает тень других, тем открывают небо. Мудрый рассудит, какой подход необходим для каждого характера, чтобы выпрямить искривленное. [...]

О СЧАСТЛИВОЙ ЖИЗНИ

1

Все люди хотят жить счастливо, брат мой Галлион, но они смутно представляют себе, в чем заключается счастливая жизнь. А достигнуть последней в высшей степени трудно. Если человек собьется с пути, он уходит от счастья тем дальше, чем больше он увлекается погоней за ним: когда путь ведет в противоположную сторону, поспешность и служит причиною еще большего удаления от конечного пункта.

Поэтому мы должны прежде всего наметить себе цель своих стремлении, затем тщательно выбрать средства к скорейшему достижению ее, а потом уже в пути, если только он будет правилен, мы будем соображать, как велика наша ежедневная успешность и насколько мы приблизились к тому идеалу, к которому нас влечет естественный порыв. Пока мы суетливо бродим без проводника, прислушиваясь к шумихе вздорных критиков, манящих нас к различным соблазнам, жизнь пропадает даром среди заблуждений, а она коротка даже в том случае, если мы день и ночь будем заботиться о своем духовном развитии. Итак, мы должны решить, к чему и как нам стремиться. Нам нужен также опытный проводник, знакомый с тою областью, в которую мы намерены вступить, потому что в данном случае дело обстоит не так, как в остальных путешествиях, где нас предохраняет от ошибок возможность воспользоваться какой-нибудь тропинкой или обратиться за разъяснениями к жителям. Здесь же самый торный, самый многолюдный путь оказывается наиболее обманчивым. Главнейшая наша задача должна заключаться в том чтобы мы не следовали подобно скоту за вожаками стада, чтобы мы шли не туда, куда идут другие, а туда куда повелевает долг. Величайшие беды причиняет, нам то, что мы сообразуемся с молвой и, признавая самыми правильными те воззрения, которые встречают большое сочувствие и находят много последователей, живем не так, как этого требует разум, а так, как живут другие. Вот откуда эта непрерывно нарастающая груда жертв заблуждений! Когда во время крупного поражения происходит всеобщая давка, никто не падает так, чтобы не увлечь за собою другого, находящиеся же впереди причиняют гибель следующим за ними: точно такие же явления можно наблюдать на каждом шагу и в жизни. Никто не заблуждается только во вред себе, но всякий бывает причиною и виновником чужого заблуждения. Зря примыкать к идущим впереди опасно, а между тем, когда возникает вопрос о смысле жизни, люди никогда не рассуждают, а всегда верят другим, так как всякий более склонен верить, чем рассуждать. Поэтому распространяющееся преемственным путем недоразумение сбивает нас с толку и повергает в бездну бедствий, где мы погибаем жертвой чужих примеров. Мы спасемся, если только отрешимся от стадного чувства: народ относится теперь враждебно к разуму, упорствуя в своем пагубном заблуждении.

Аналогичные случаи встречаются и на избирательных собраниях: когда непостоянная толпа отворачивается от своих прежних любимцев, те же самые лица, которые провели их в преторы, удивляются, что они могли подать свои голоса за таких недостойных кандидатов. Одно и то же мы то одобряем, то осуждаем. Так бывает со всяким