О милосердии - Луций Анней Сенека

а страх. Более того, когда каждый самое дорогое готов отдать за спасение своего суверена: <случись что, пусть> благодаря подданным сохранит жизнь. Так, являя неизменную доброжелательность, властитель докажет, что не государство принадлежит ему, но он — собственность государства. Кто дерзнет на заговор против него? Кто не захочет и отвратить, насколько это в его силах, удары, судьбы от того, под чьей властью процветают справедливость, мир, целомудрие, безопасность, достоинство, чей народ благоденствует, обеспеченный всем. Не иначе будут смотреть на своего правителя, чем на бессмертных богов, если бы они позволили узреть себя, и мы взирали бы на них, вознося хвалы и преклоняясь. Как ты думаешь, разве не ближе всего к богам поступающий в согласии с божественной природой, властный дать лучшее, щедрый благодетель людей? Вот к чему надо стремиться, чему подражать, пребывая величайшим, дабы слыть наилучшим.

20

Император карает по двум причинам — отплачивая за вину перед собственной персоной или перед сторонними лицами. Сперва рассмотрим касающееся его самого, поскольку труднее не преступить меру, отмщая свою боль, чем давая урок другим. Излишне напоминать здесь о том, что нельзя верить всему, но следует доискиваться правды, и всегда сперва предполагать невиновность, чтобы понимали — для судьи дело так же серьезно, как для обвиняемого. Все это относится к справедливости, а не к милосердию. Теперь же хотим убедить властителя не попускать чувствам, ущерб которым доказан, и если нет риска, то отменить, а если все-таки есть — ослабить наказание, проявив готовность скорее извинять провинности перед собой, чем перед другими. Ибо как великодушный человек щедр не за чужой счет, но отдает нужное для себя, так и милосердным назову не того, кому легко прощать чужие обиды, но способного сдержать буйство, подстрекаемое личным мотивом. Такой человек понимает, что великой душе свойственно сносить несправедливости, именно когда она обладает высшим могуществом, и нет ничего достославнее гордости правителя, ущемленной безвозмездно.

21

Возмездие преследует две цели: успокаивает обиженного и обеспечивает ему безопасность в будущем. Принцепс находится слишком высоко, чтобы нуждаться в подобном утешении, сила же его настолько велика и очевидна, что не требуется укреплять ее, унижая других. Если подумать, его ведь удручают и тревожат только нижестоящие. Значит, когда видит некогда равных себе в положении более низком, он уже достаточно отомщен. Царя убивали и раб, и змея, и стрела. Но никто не спас, если не стоял выше спасаемого. Принципе обязан поэтому с предельным великодушием использовать данное Небом право казнить и миловать. Особенно в отношении тех, кого однажды видел на <одной с ним> вершине. Если он усвоил такой склад мысли, то, считай, уже отомстил им, причем со всей жестокостью. Ведь обязанный кому-то жизнью, по существу, перестал ей располагать. Низвергнутый с высоты к стопам врага, он ждет приговора себе и своему царству, утверждая своей жизнью славу своего спасителя. Невредимый, он доставит больше чести, чем будучи устранен от глаз. Так он все время остается наглядным свидетельством добродетели другого. А в триумфальном шествии его проведут — и вот он исчез. Но вернуть побежденного на трон, с которого тот был низвергнут, — значит многократно преумножить общее уважение, взяв от побежденного царя единственное — славу. Таков подлинный триумф, победа выше самой победы — доказать, что не нашел у побежденных ничего достойного победителя. В отношении рядовых граждан, малоизвестных и незнатных, требуется действовать тем умереннее, чем ниже способный их мучать. Каких-то охотно пожалеешь, других побрезгуешь наказывать и в целом будешь удерживать руку от них, как от маленьких существ, которые при своей малости способны запачкать того, кто их давит. Кроме того, когда к чьей-то судьбе, спасению или наказанию приковано внимание всех, следует использовать возможность и сделать свое милосердие общеизвестным.

22

Перейдем к несправедливости, причиненной другим. Карая за нее, закон стремится к троякой цели, которую и правитель обязан иметь в виду: исправить самого наказуемого, улучшить прочих, наказывая этого, и, наконец, искоренив зло, защитить все общество от опасности. Самих скорее исправишь умеренным взысканием: будут сознательнее, если не отнимать всего. Никто не трудится сохранять достоинство, когда оно совершенно потеряно; род безнаказанности — не иметь ничего доступного наказанию. Исправлению же нравов более способствует воздержанность в применении взысканий. Ибо нарушение становится нормой, когда нарушителей много, и приговор не столь тяжек среди толпы осужденных. Слишком часто практикуемая суровость перестает вызывать доверие, теряя тем самым свое главное лечебное свойство. Добрые нравы властелин прививает народу, побеждая пороки терпимостью. Нет, он не попускает порокам, но ему неприятно, почти больно прибегать к исправительным мерам. Так само милосердие правящего сделает прегрешения постыдными: кара видится гораздо более строгой, если карает человек мягкосердечный.

23

Помимо того, ты заметишь, что чаще совершаются именно те преступления, за которые чаще наказывают. Твой отец за пять лет зашил в кожух больше отцеубийц, чем было, по нашим сведениям, зашито за все прошедшие века. Дети намного реже дерзали на нечестивейшее из злодеяний, пока против него не было особого закона. Наши дальние предки, умудренные знанием человеческой природы, с великой мудростью решили, что лучше законодателю обойти вниманием это зло, словно бы оно было невозможным и недоступным ничьей дерзости, нежели, определяя наказание, показать, что преступление вероятно. Вышло, что отцеубийцы появились вместе с законом об отцеубийстве. Преступление было подсказано наказанием; о сыновней почтительности забыли, с тех пор как видим кожухи чаще крестов. В стране, где наказывают редко, существует негласный договор о добропорядочности и людей прощают как бы ради общего блага. Если общество считает себя честным, таким оно и будет. Больший гнев вызовут отступающие от норм, когда все видят, что таковых немного. Опасно, поверь мне, показывать обществу, насколько в действительности дурных больше.

24

Некогда в сенат было внесено предложение, чтобы рабы отличались от свободных платьем. После обнаружилось, чего пришлось бы опасаться, начни наши рабы нас пересчитывать. Та же угроза, будь уверен, возникнет, если никого не прощать: быстро станет понятно, насколько перевешивает худшая часть общества. Частые казни так же постыдны для правителя, как для врача — частые похороны. Доброму командиру повинуются быстрее. Люди от природы упрямы, хотят поступать наперекор приказу. Правильнее манить их за собой, чем тянуть. Так же как благородные, чистых кровей кони лучше повинуются нестрогим удилам,так и законопослушание по своей воле идет за милосердием и всеми признается благом, достойным общественного попечения. Итак, этим путем преуспеешь скорее.